История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

После столь резкого и определенного заявления тегеранскому двору оставалось одно из двух: или не подымать более вопроса об уступке земель, или прервать переговоры и стать в неприязненные отношения к России. На бывшем у шаха совете, хотя некоторые и настаивали, чтобы с большею твердостью потребовано было возвращение земель, но шах, поддержанный старшим своим сыном, отвечал, что прерывать мира не намерен, и приказал сообщить Ермолову, что он предпочитает дружбу с Россиею всяким приобретениям и не желает предъявлять послу такое требование, которое превышало бы его полномочие. Мирза-Шефи писал, что шах вовсе не желает, чтобы со стороны Персии произошло какое-либо упущение в оказании должной чести русскому государству и чтобы говорили про Ермолова, что он, будучи уполномочен к поддержанию дружбы, был причиною войны[357]. Относительно границ в Талыши и на Мугани было решено, что русский посол войдет в переговоры с Аббас-Мирзою, который будет уполномочен к тому, как человек более знакомый с пограничными владениями и имеющий «полное сведение о границах».

Такой ответ был весьма приятен для Ермолова, и тем более, что главнокомандующему было известно, что, одновременно с выездом его в Персию, подвластные России ханы, под видом торговли, отправили туда же своих доверенных разведать, как будет принят посол и успеет ли тегеранский двор возвратить потерянные провинции. В простом народе распускали слухи, что Ермолов согласился на уступку провинций и что они в непродолжительном времени перейдут под власть Персии. Желая уничтожить все толки об уступке провинций, Алексей Петрович в тот же день, когда получил письмо Шефи, отправил из Султанин прокламацию ко всем жителям Закавказья[358].

«Дошло до сведения моего, – писал он, – что люди неблагонамеренные рассевают между вами слухи, что император российский уступает некоторые из областей шаху персидскому. Знаю и то, что есть между вами легковерные, которые думают, что таково может быть намерение великого государя. Кто лучше меня знать может волю его? Я главнокомандующий его над вами. Я полномочный его посол в Персии. Я вас именем великого нашего государя уверяю, что не только областей, ниже ни одного шага земли не уступает он шаху персидскому, и границы наши не переменяются: их охраняет всемогущий Бог, великий государь и верные его народы. Не долгое время я был между вами, но вы должны знать меня, что когда я имею попечение о вашем счастье, то и требовать умею, чтобы вы были его достойны. Неблагонамеренных, рассевающих между вами беспокойства, постигнет наказание мое».

Обнародуя это воззвание, Ермолов был уверен, что содержание его сделается известным Аббас-Мирзе и переговоры его о границах будут тем значительно облегчены.

Собираясь оставить резиденцию шаха, посол заявил, что, по образцу европейских держав и по VII статье мирного трактата, император назначит своего поверенного в делах в Персии. На основании того же трактата Ермолов просил согласия тегеранского кабинета на учреждение в Персии русских торговых обществ, контор и консульств: в Гиляне, Мазандеране и Астрабаде, с единственною целью покровительствовать торговле. Заявляя, что император, публикуя мирный трактат, сделает известным всему свету о существующей ныне дружбе, Ермолов просил сделать то же и со стороны Персии, а также возвратить русских пленных и тех из беглых солдат, которые, раскаявшись в своем преступлении, пожелают возвратиться в свое отечество[359].

Мирза-Шефи отвечал, что окончательное решение о консулах, конторах, пленных и беглых последует от Аббас-Мирзы, которому поручено было заведывание пограничными делами и в службе которого, как всем было известно, находилось много беглых русских.

Вечером 27 августа была прощальная аудиенция посольству. Откланиваясь повелителю Ирана и унося с собою самое теплое чувство о Фетх-Али-шахе, Ермолов от души благодарил его за оказанные милости и внимание как к нему лично, так и ко всем членам посольства.

– С первым шагом на землю персидскую, – закончил посол свою речь, – принес я в душе моей почтение к знаменитым делам и славе вашего величества и сие чувство почерпнул я в истинной дружбе и уважении, которые великий государь мой сохраняет к особе вашей. Ныне, имев счастие познать лично высокую добродетель вашего величества, возвращаюсь я исполненный удивления. И благополучно утвержденный мир, и милостивый благосклонный прием, которого удостоились россияне, будут новым поводом дружбы и большей привязанности великого государя их к великому обладателю Персии. Молю Бога, да продолжит доброе согласие для блага обоих народов. Благополучное царствование и слава вашего величества есть желание сердца каждого россиянина.

Шах ответил на эту речь самыми задушевными и искренними словами.

– Ты, – сказал он, – до того меня расположил к себе, что язык мой не хочет произнести, что я отпускаю тебя.