Тогда каймакам объявил, что на назначение русского консула в Гиляне и Астрабаде Аббас-Мирза, «по своей скромности», не может дать согласия потому, что сам не управляет Гилянскою провинциею. Далее он выразил желание, чтобы царевич Александр был пропущен в Персию, и, по-видимому, придавал этому вопросу большое значение. Известно было, что эриванский хан тайным образом доставлял царевичу деньги и имел при себе его поверенного, для постоянных и беспрерывных сношений с Александром. Тот же самый хан при проезде Ермолова в Персию, через Эривань, заявил ему, что Аббас-Мирза поручил ему просить посла, чтобы Александру дозволено было проехать в Персию.
«Царевичу выехать в Персию дозволено не будет, – отвечал Ермолов, – и если он уйдет тайно и будет принят, то я сочту это нарушением мира. Дать убежище человеку, возмущающему спокойствие областей России, означало бы то же, что оказать неприязненное действие. Я не сомневаюсь, что его величество шах, столько дружелюбия оказывающий российскому императору, для пользы беглеца, не прервет доброго согласия».
Такой ответ заставил Александра пробираться тайными путями. Переодевшись в армянское платье, он, в одном месте под видом торговца, в другом под видом мужика, где пешком, а где верхом, думал пробраться через наши владения и таким образом достигнуть границы.
В ночь на 13 июня 1817 г. он оставил Анцух и, при содействии джаробелоканцев, переехал в селение Гукхали. Повсюду были приняты меры к его поимке: ханы Ширванский, Шекинский и Карабахский получили приказание выставить конные караулы по всем дорогам из Дагестана и на переправах через р. Куру; приставам барчалинскому, казахскому и шамшадыльскому приказано следить за тем, чтобы царевич не пробрался в Эривань где-нибудь через их дистанцию. Остававшийся за отъездом Ермолова в Персию командующий войсками генерал-майор Кутузов требовал от джаробелоканцев, чтобы они не содействовали побегу царевича[361]
.Джарцы отвечали, что в этом деле не принимали и не примут никакого участия, что останутся верными, но пресечь дороги не в состоянии, ибо он может незаметно ночью пробраться через горы[362]
. Хотя позже и стало известным, что джарцы и вели переговоры с царевичем и отправили к нему своих старшин, но бдительность наших постов заставила Александра прожить в Дагестане целый год.Тем не менее Ермолов, по возвращении из Султанин в Тавриз, счел необходимым потребовать, чтобы персидское правительство воспретило эриванскому сардарю иметь сношение с царевичем. В противном случае он обещал принять такие меры, которые будут неприятны эриванскому хану, «а мне останется сожаление, что я, стараясь снискивать милостивое вашего высочества благоволение, лишусь оного совершенно невинным образом».
Аббас-Мирза отвечал, что вызов Александра в Персию сделан с согласия Ртищева, но, присовокуплял персидский принц, «мы позволили» царевичу, если он пожелает, остаться в России. По словам Аббас-Мирзы, в Гюлистанском трактате ничего не сказано о выдаче таких лиц, которые бегут из одного государства в другое и пожелают навсегда в нем поселиться, а потому он не может допустить, чтобы отъезд Александра в Персию мог нарушить дружбу обоих государств.
«Намерение генерала Ртищева позволить ему (царевичу) отправиться в Персию мне известно, – писал Ермолов Аббас-Мирзе[363]
, – и он, может быть, привел бы его в исполнение, но когда царевич обратился с просьбою к г. и., умоляя о забвении вины его и о милосердом его призрении, и е. в. предложил ему милость и благоволение, тогда неприлично достоинству его терпеть, чтобы царевич искал убежище в другой державе, имея способ воспользоваться выгодами, которые братья его получают с благодарностью и покорностью. Царевич и доселе продолжает обещание отправиться в Россию, но уже открыт обман его и сему нет другой причины, кроме тайной и в дружбе обеих держав нетерпимой переписки сердаря Эриванского, о прекращении коей просил я повеления вашего высочества и теперь то же покорнейше повторяю.Простите мне, ваше высочество, удивление, с которым вижу я в письме вашем, что вы позволили царевичу жить под покровительством российской державы, если ему удастся остаться в службе оной. Я осмеливаюсь думать, что нет права давать позволение тому, кто не подданный и по происхождению своему быть им не может, а еще более когда он даже и не в пределах персидского государства».