Рыбалтами назывались тогда, в презрительном смысле, недоучившиеся спудеи различных школ, самоучки философы и литераторы, вроде приходских дьяков, вообще люди, которые принадлежали к церковным хористам, составляли при церквах род нищенского братства, и кормились по богатым дворам, за так называемые божественные псалмы, за представления церковных мистерий, или же за списывание разного рода душеспасительных книжек, вирш и тому подобных монашеских изделий. Рыбалт был полудуховный и полусветский человек, полумонах и полумирянин, во всяком случае, человек, бездомный, перебивающийся изо дня в день без мозольного ремесла, одной своей, так сказать, артистичностью. В глазах панов, ремесленники, бежавшие в казацкий гурт, служили казацкой гидре цепкими лапами; рыбалты должны были представляться им глазами или мозгом этого хищного и ненасытного чудовища. Эти праздные философы видели подальше обыкновенных казаков: они были, в некотором роде, казацкой интеллигенцией. В кобзарской думе о буре на Чёрном море, попович Олексий «по три разы на день бере в руки святе
письмо да й читае, простых козакив на все добре наставляе». Это — один из рыбалтов, которые тем и хороши были для казаков, что не исчерпали ещё всю тогдашнюю риторику и философию. Они могли ещё влиять на простые казацкие умы. Доучившиеся философы и богословы, большей частью, теряли ту способность, ради которой собственно учились. Народ, не понимая их премудрости, прокладывал сам себе дорогу в область бесконечного, философствовал своеобразными параболами, легендами, песнями и т. п. Народ, как собирательная личность, в известном смысле, часто превышал присяжных блюстителей души своей. И что же? Неужели наставления таких людей, этих казакующих рыбалтов ограничивались только пятой заповедью, которую певец приключений Олексия поповича избрал темой для своего простодушного эпоса? Нравственные интересы Олексиев поповичей среди Запорожского Войска, без сомнения, были посложнее тех, которые связывали тогдашнюю поповскую или мещанскую семью, расторгаемую казачеством: дело шло о связи народа с церковью, в которую паны да иезуиты вколачивали клин за клином; шло дело о связи материальной силы с нравственной и, наконец, о связи русского мира воедино. Рыбалты всему этому содействовали. Малые земли, ничтожные скитальцы, едва поднявшиеся над уровнем примитивного невежества, содействовали явлению великому. В истории человечества такие примеры бывали.