Но так ли, или иначе оно было, только Грицько Лобода, этот Перикл запорожской республики, сравнительно с красавцем и пройдохой Наливайком, остался на Украине. На провесни нашёл он себе Аспазию, в особе воспитанницы шляхетского дома Оборских, которые жили где-то невдалеке от Бара; но брак его был, по-видимому, неудачен: невеста шла за него по неволе. Как обходились тогда с невестами домашние авторитеты, это показал нам князь Василий над своей племянницей. Нечто подобное случилось и здесь. Шляхтич сосед, служивший Острожскому, как тогда водилось, местной газетой, сделал и другого рода замечание в виду предстоявшей казакам катастрофы, которой все ждали и называли трагедией. [63]
Он написал: «Господь Бог знает, надолго ли эта женитьба. [64] Но это дело тёмное для нас. Мы не можем сказать наверное, с какими собственно чувствами оставался Лобода в Украине: привязывал ли его теплый домашний очаг к одному месту, или же казаки продолжали вести свою пропаганду в народе, готовясь на борьбу с панами. Во всяком случае факт женитьбы предводителя показывает, что казаки мечтали утвердить республику свою в Украине, а Запорожье считать только рыцарской школой. Но, так как они, и по натуре своей, и по роду жизни, отличались молчаливостью, то нам осталось довольствоваться, в настоящем случае, одной догадкой.Между тем как одна часть разделившейся на части руси готовилась дома неведомо для нас к русскому делу в эгоистических своих интересах, другая часть очутилась за Днестром и, повинуясь такому же врождённому нашей природе эгоизму, делала русское дело, воображая его польским: Замойский и его сподвижники, возводя на молдавское господарство Иеремию Могилу, упрочивали его племяннику Петру тот путь к митрополии киевской, который помог нам найти выход из лабиринта Речи Посполитой Польской. За этот подвиг стоит поименовать всех их. Кроме двух уже названных, они были: Гербурт, Пшерембский (которого отец или дед наверное был какой-нибудь Прорубай), двое Терновских, (а по-польски Tarnowskich) Ханский, братья Потоцкие, Браницкий, Зебжидовский, Мышковский, Прушновский, Леснёвский, Данилович, Вирник (Wiernek), Станиславский, Слидковский, Дроевский, Порыцкий, Гульский, князь Вишневецкий, Струсь, Рожинский, Горностай, Творжиянский, Темрюк, Чертанский, Бильструп, Уляницкий, Корытинский, Кланицкий, Витославский, — имена большей частью запечатлённые кровавой памятью в летописных преданиях московской и киево-галицкой Руси! Войска при них насчитывает Бильский по отрядам 7.250, в том числе 1.500 выбранцев. Это был цвет боевой польской силы. Даже мозольные походные труды не были чужды им. Помня Камиллов и Цинциннатов, шляхта возвышалась иногда до уровня пренебрегаемых ею братьев своих казаков. Когда оказалось нужным укрепить стан польский над Прутом, на урочище Цоцоре, гетман первый взялся за заступ, за ним стали работать ротмистры, а за ротмистрами товарищи, и в один день поспел окоп с тринадцатью баштами и четырьмя «бронами» (воротами). В этом окопе выдержали наши русины и поляки напор татар и турок, которых было, если верить реляции, тысяч сорок, и заключили мир только под условием, чтобы Могила был оставлен на господарстве. Честь им и слава за это! [65]