История времен римских императорв от Августа до Константина. Том 1.

Уже скоро выяснилось, что начался новый курс, который осуществлялся с большой решительностью. Правда, сначала Адриан соблюдал все формальности. В своем обращении к сенату он попросил его с должным пониманием отнестись к тому, что войско преждевременно провозгласило его правителем и объяснил это тем, что государство не могло оставаться без принцепса. Чтобы сделать свершившийся факт удобоваримым для сенаторов, были возобновлены сенаторские привилегии, прежде всего сословная юрисдикция. Удвоенный денежный подарок укрепил связь с армией. Подобно триумфу Германика в 17 г.н.э., который ознаменовал окончание наступления в северо-западной Германии, был отпразднован триумф покойного Траяна над парфянами. Место усопшего правителя занимало его изображение. Со всеми почестями прошло и погребение Траяна, когда его прах в золотой урне был похоронен в цоколе колонны Траяна.

Рис. Адриан.

Но гораздо важнее этих последних почестей были решения конкретных политических и военных вопросов. Тлеющее восстание на Ближнем Востоке и бесспорное крушение римского владычества во вновь занятых провинциях вынуждали Адриана к неотложным действиям. И здесь фактически не могло быть и речи о преемственности или продолжении политики Траяна. Месопотамия была сдана, последние римские гарнизоны отозваны, парфянский царь удовлетворился царством Эдесса в Северной Месопотамии. Даже Армения потребовала суверенитета вместо прежнего статуса клиентельного государства. Провинция Армения снова рухнула. Решения Адриана соответствовали трезвой оценке римских сил и положения на Востоке, а также реалистическому взвешиванию возможтей и положения империи вообще. Он учитывал не только усталость войска и опасное разрушение тыла против парфян из-за восстаний, но и полное истощение потенциала и резервов.

Выводы, которые сделал Адриан из этого очевидного кризиса, были такими далеко идущими, что он даже подумывал об отказе от Дакии. Последствия этих решений и  спешка, с которой они были осуществлены, неизвестны, но должны были привести к внутренним конфликтам, потому что сторонники наступательной и экспансионистсткой политики Траяна, военачальники и друзья покойного принцепса, которые руководили наступлением, теперь разочаровались и озлобились, для них Адриан был предателем политики Траяна. Теперь они потеряли свои компетенции и влияние, в частности, опасный Лузий Квиет. Здесь крылся зародыш так называемого заговора четырех консуляров.

Впрочем, эти военачальники Траяна правильно оценивали масштаб переломного момента, как бы новый принцепс ни демонстрировал свою преданность приемному отцу и свою связь с армией. Так как эти люди знали Адриана уже много лет и довольно часто приходили в раздражение от этой противоречивой личности, от человека, который, несмотря на свой военный опыт, всегда оставался интеллектуальным чужаком среди верхушки военного руководства Траяна. Военно-политическая смена курса именно здесь, как никогда раньше в истории принципата, обусловливалась необычайными особенностями личности нового принцепса Адриана.

Адриан был противоречивой личностью, высокообразованным, чувствительным, вечно неспокойным, постоянно ищущим новых впечатлений человеком. Он кажется несравненно более живым, но также и более впечатлительным и нервозным человеком, чем Траян. Свою любовь ко всему греческому никогда не скрывал; даже внешне разительно отличался своей бородой философа от гладко выбритого лица воина Траяна. Реставраторские и романтические тенденции своего времени он воспринимал так же безоговорочно, как и архаические тенденции и вычурные формы изображения в обычном римском эклектизме. Принцепс, который написал утерянную сегодня автобиографию, писал приуроченные к случаю стихи, от которых осталось всего лишь несколько строф, имел сугубо личный, ориентированный на древнюю латинскую письменность литературный вкус. Вергилию он предпочитал Энния, Саллюстию — Целия Антипатра, Цицерону — Катона.

Однако наряду с разносторонними духовными интересами он не забывал о жесткости военачальника, а также охотника, который прославил себя тем, что в ливийской пустыне убил льва. По античным понятиям, было неслыханно, чтобы принцепс поднимался на горы, как он это сделал, поднявшись на гору Казия в Сирии и на Этну на Сицилии, чтобы оттуда любоваться закатом солнца. Тертуллиан видел в нем «исследователя всех достопримечательностей»; даже впечатлительные души нового времени чувствовали его притягательность, патетический историк античности Вильгельм Вебер и чуткая французская писательница Маргерит Юрсенар.