История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Два дня спустя Мери делится с Марианной Хент: «Мы покинули Англию сравнительно процветающими и счастливыми; вернусь же я несчастной, с разбитым сердцем. У меня нет теперь хоть минутного облегчения от того несчастья и отчаяния, которое овладело мной. Пусть ты, моя дорогая Марианна, никогда не узнаешь, что это значит – потерять в один год двух единственных и любимых детей, видеть их в момент смерти и затем наконец остаться бездетной и навсегда несчастной».

К Марианне она обращается и в конце августа: «Я никогда не бываю в хорошем настроении – а в очень плохом часто; портрет Хента, стоящий передо мной, видел уже столько выплаканных мной слез, что если бы его сердце и его глаза ожили, он бы тоже заплакал от жалости».

Шелли сообщил о своем горе только Пикоку и Хоггу, прося их рассказать о случившемся всем остальным. Тон и содержание этих писем достаточно красноречиво говорят о его душевном состоянии: «О, если бы я мог вернуться в Англию! Как тяжело бремя, когда несчастье добавляется к изгнанию и одиночеству, как будто и без того не полна мера горя, отпущенного нам обоим».

«Мысль о встрече с Вами занимает одно из главных мест среди множества других соображений, побуждающих меня к возвращению в Англию, – так начинается письмо Хоггу, отправленное из Ливорно 25 июля. – Наше несчастье – действительно тяжкое несчастье. Ваш маленький любимец очень поправился и поумнел к тому времени, как эта фатальная лихорадка завладела им… Кажется, не было на свете другого младенца, столь же нежного и смышленого.

Мери переносит случившееся, как Вы, естественно, можете вообразить, тяжелее, чем я».

Оказывается, и романтическому скитальцу, которому так по душе обожженные солнцем руины, пропасти, водопады, хочется выплакать свое горе дома. Еще недавно Англия, дом казались неволей, бегство было желанным, теперь было желанно возвращение.

В сентябре Мери получила послание от Годвина, резкий тон которого был неожидан, неуместен и тем не менее, видимо, оказал на нее некоторое отрезвляющее действие. В душе Мери сохранила за Годвином все привилегии отца и философа и прощала ему беспардонность постоянных финансовых притязаний. Мнение Годвина по-прежнему было для нее непререкаемым во всех вопросах, за исключением единственного – ее отношения к Шелли.

Итак, Годвин писал о своем горьком разочаровании – его дочь, до сих превосходившая всех представительниц своего пола, теперь «так позорно изменилась», увеличив собой армию тех, кто «сидит сложа руки, жертва апатии и слабости, не приносящая пользы ни одному живому существу». «Запомни также, – заключает он свое письмо, – хотя сначала ближайшие знакомые будут жалеть тебя в твоем состоянии, потом, увидев, что ты застыла в своем эгоизме, подавленности и безразличии к счастью других, они окончательно разлюбят тебя и будут только что терпеть тебя».

2

Шелли все чаще задумывался о возвращении в Англию. Однако благоразумие требовало скрепя сердце оставаться на чужбине; причиной тому, как всегда, были, во-первых, слабое здоровье, во-вторых, финансовые трудности – правда, порядок слагаемых можно было и изменить, но сумма осталась все той же. Шелли до недавнего времени предполагал, что в Марло за ним остается единственный долг и что это уже уладил его поверенный мистер Лонгдилл. Однако оказалось, что за ним до сих пор числится несколько неоплаченных долгов и по возвращении в Англию он ничем не гарантирован от долговой тюрьмы.

К тому же все англичане отмечали, что безденежье в Италии переносится легче, чем в Лондоне. «О, если б я мог возвратиться на родину! – восклицает Шелли в письме к Пикоку от 20 июня. – Вы скажете: “Желание непременно рождает возможность”. Да, но необходимость, сей вездесущий Мальтус, убедил желание, что, хотя оно и рождает возможность, это дитя не должно жить… Однако довольно печали! Ваше “Аббатство кошмаров” хоть и не излечило, но облегчило ее. Я только что получил книгу вместе с выпусками “Экзаминера”. “Аббатством кошмаров” я восхищен».

Этот роман-пародия был задуман и написан Пикоком в Марло и опубликован в конце 1818 года уже после отъезда Шелли и его спутниц в Италию.

Пикок высмеял художественные каноны основных литературных направлений своего времени. Сатирические, пародийные персонажи романа – Флоски, Сайтроп, Сайприс, Сэкбат – дают возможность Пикоку начать полемику с новой школой поэзии. Особенно резко он обрушивался на «лейкистов». В образе Флоски явно угадывается Кольридж, прошедший путь от радикала до философа-идеалиста, созерцателя, за ним стоит целое поколение английской интеллигенции, восторженно встретившей Французскую революцию, но с ее поражением утратившей веру в идеалы и впавшей в глубокое отчаяние.