История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Основная идея Пикока в его «Четырех веках Поэзии» – цикличность развития поэзии, которая неизменно проходит через четыре эпохи: железный, золотой, серебряный и медный век; век золотой – это Шекспир; Милтон стоит на рубеже золотого и серебряного века; современная эпоха – медный век. Пикок утверждал, что качество поэзии за последнее время так снизилось, что людям, обладающим интеллектом, не следует больше ни читать стихов, ни тем более писать их. Особенно беспощадным нападкам подвергались поэты «озерной школы». Он высмеивал их гордое уединение, в котором «эти господа проводят целые дни, гуляя вверх-вниз по холмам, пополняя запас своих поэтических впечатлений».

Шелли соглашался с другом лишь в частностях, принять же уничижительную оценку всей современной поэзии он не мог.

Оспаривая уничижительные замечания Пикока о поэзии вообще и о современной ему поэзии в частности, Шелли несколько преувеличивает доводы «в пользу поэзии». В своем стремлении утвердить авторитет поэтического искусства Шелли нередко нарушает угаданное им самим действительное соотношение между искусством и общественной жизнью. Нельзя не почувствовать преувеличения созидательной роли возносимого Шелли Хента. Это объясняется не дружеской пристрастностью, а тем, что в Хенте Шелли видел единомышленника, а в его поэмах – служение волновавшему их обоих общественному и нравственному идеалу.

Шелли не проявлял, например, никакого интереса к своему великому соотечественнику и современнику Вальтеру Скотту, считая его поэтическое творчество и его романы описательными и поверхностными. Видимо, ему претила внешняя историческая атрибутика, ибо его духовному складу были свойственны обобщение и символика.

Шелли привлекали лишь те произведения, которые, с его точки зрения, воздействовали на эстетическое, а тем самым на нравственное чувство читателя. По этой причине он терпеть не мог комедии, не понимая, как можно осмеивать порок, когда он должен быть предметом сожаления.

Но все это были соображения эстетические, этические, отнюдь не умалявшие значения литературы в целом и поэзии в частности.

Однако требование вообще низвергнуть поэзию казалось Шелли невообразимым кощунством. «Мне очень хотелось скрестить с Вами шпаги на страницах журнала за честь моей возлюбленной Урании[71], но Бог сотворил меня чересчур ленивым и лишил Вас славы подлинной победы. После того как Вы сбросили с коня поэзию и мудрость величайших мудрецов всех времен, Вам слишком легко досталась бы победа надо мною – рыцарем призрачного копья и щита из паутины».

Воображение у Шелли – отнюдь не внерациональное, чисто интуитивное и личностное свойство. Оно обусловлено социально-психологическими процессами и творит действительность путем «ассоциаций», комбинируя материал, данный в ощущениях и проанализированный разумом. Такое понимание воображения показывает тесную связь Шелли с английскими материалистами XVIII века, в первую очередь Локком и Хартли. Шелли-прозаик вообще «идеалистичен» лишь в подходе к социально-историческим явлениям, в частности, роли поэзии в обществе. Однако и здесь Шелли ставил состояние поэзии в прямую зависимость от социальных факторов, а не, скажем, от числа «естественных гениев». Ощущение «идеализма», которое возникает из-за своеобразного метафорического языка эссе и использования платоновских категорий, исчезает при более внимательном и осведомленном прочтении текста.

Представление Шелли о возможностях образного мышления, основанного преимущественно на воображении, проникнуто уверенностью в том, что поэзия призвана выражать дух народа и служить обществу: «Энергичный подъем литературы всегда предшествует свободным проявлениям национальной воли». «Поэзия – самая надежная вестница, подруга и спутница пробуждения великого народа, готовящегося осуществить благотворные перемены во взглядах или учреждениях».

Поэзию от Гомера до своих современников Шелли рассматривает как часть истории. Он подчеркивает неизбежную близость всех писавших в один период и по-разному воплотивших его отличительные особенности. При всем своеобразии авторов их связывает общность идей; мера наслаждения, доставляемая поэзией, во многом зависит от того, насколько верно она передает восприятие общества или природы. Так, в героях Гомера воплотилось величие его века – и его произведения стали частью социальной системы, на которой покоится последующая цивилизация. Расцвет греческой драмы обусловлен высоким духовным уровнем общества, а «в период социального упадка драма соответствует этому упадку». В этом историческом очерке Шелли раскрывает связь поэзии с действительностью. Историчность мышления Шелли проявляется в его утверждении об «относительности представлений каждой эпохи, каждая эпоха обожествляет свои заблуждения, и невозможно подходить с одинаковыми критериями к оценке духовной жизни в различные периоды истории, великие произведения искусства в каждый новый век читаются по-новому».