История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Под конец статьи рецензент припас самые серьезные аргументы: «К сожалению, к длинному списку своих пороков м-р Шелли добавил наиболее скандальные выступления против морали и религии. Отвратительно описание смерти нашего Спасителя, введенное в поэму скорее для того, чтобы намекнуть, что религия, которую он проповедовал, – это источник человеческого несчастья и пороков. Но мы не можем позволить оскорбить мир рифмованной бранью нашей веры, о которой м-р Шелли, очевидно, не знает и не желает знать ничего, кроме ее названия».

И наконец, последний удар:

«Действительную причину его отвращения к христианству установить легко. Христианство – могучая опора социального порядка в цивилизованном мире, а этот порядок – объект ненависти м-ра Шелли, и поэтому он старается расшатать фундамент, чтобы рухнуло все здание…

О личности м-ра Шелли мы ничего не знаем и не желаем ничего знать. Каковы бы ни были его личные качества, его поэзия в разладе со смыслом, вкусом, добродетелью, короче говоря, со всем тем, что является человеческими достоинствами или предметом уважения».

Что мог чувствовать автор, полный альтруистических устремлений и надежд, под этим ливнем хулы, в этой безнадежной пустыне вражды и неприятия, догадаться не трудно… Сильные мира сего пытались затоптать слабое еще растеньице – поэзию младших романтиков, и наши симпатии на стороне слабых.

Зададим себе, однако, вопрос – а не было ли доли правды в писаниях хулителей, и ответим: была, не вся правда, а именно ее доля. Теперь, задним умом, легко не судить победителей и осуждать побежденных, но весь ход европейского развития – с двумя мировыми войнами, русской революцией и ее экспансией – говорит не только за, но и против Шелли.

Критик, заглянувший в будущее поэта, не мог сам не заглянуть в будущее, но – с ужасом.

14

Читатели, а критики особенно, тяжело и не быстро привыкают к новому литературному течению. Эпитет «темный» часто употреблялся в критической литературе, в частности в полемике с романтизмом Пушкина, Дельвига, Баратынского… Так, например, антиромантически настроенный журнал «Благонамеренный» утверждал, что романтикам присущ «образ выражения особенный, если хотите, странный и даже иногда неудобопонятный… Это особый род умственного тумана или мглы, скрывающий от читателя смысл сочинений». Неоднократно говорилось о «темноте» южных поэм Пушкина, в том числе «Бахчисарайского фонтана». Вспомним иронические строки из VI главы «Евгения Онегина», непосредственно следующие за элегией Ленского:

Так он писал темно и вяло
(Что романтизмом мы зовем…)

А в начале XX века мишенью критики стала новая поэтическая система – символизм. Его тоже обвиняли в «темноте», «непонятности». Защищаясь, К. Д. Бальмонт писал: «В то время как поэты-реалисты рассматривают мир как простые наблюдатели, подчиняясь вещественной его основе, поэты-символисты, пересоздавая вещественность сложной своей впечатлительностью, властвуют над миром и проникают в сложные его мистерии… Говорят, что символисты непонятны. В каждом кипении есть накипь, но нельзя определять глубину реки, смотря на ее пену. Если мы будем судить о символизме по бездарностям, создающим бессильные пародии, мы решим, что эта манера творчества – извращение смысла. Если мы будем брать истинные таланты, мы увидим, что символизм – могучая сила, стремящаяся угадать новые сочетания мыслей, красок и звуков и нередко угадывающая их с неотразимой бдительностью». Проходили годы, десятилетия, и «темные» строфы в «Бахчисарайском фонтане», и непонятный Блок становились упоительно ясными.

Вновь обратимся к Шелли. Его маленькая поэма «Видение моря», написанная в Пизе и по достоинству оцененная лишь несколькими ближайшими друзьями и поклонниками, теперь заняла бесспорное место в ряду лучших творений английских романтиков. Все то, что было отмечено критикой как «несоответствие метафор», «нелепость», «абсурд», пленяет современного читателя и критика блистательной игрой воображения. Приведем несколько отрывков из этой поэмы.