История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Сразу же после создания «Эпипсихидиона», когда спало колоссальное эмоциональное напряжение, Шелли почувствовал разочарование в объекте своего обожания. «Я не могу смотреть на “Эпипсихидион”; героиня, которую поэма прославляет, оказалась не самой Юноной, а лишь ее оболочкой», – признается он.

А отправляя поэму Оллиеру, оговаривает: «Я просил бы не считать ее моей; поэма как бы принадлежит той части моего “я”, которой уже нет[77]. Она должна быть издана для немногих посвященных (не более 100 экземпляров), а имя автора я хочу сохранить в тайне».

Из этого письма можно заключить, что к февралю 1821 года произошли необратимые изменения в отношении поэта к Эмилии. Итак, еще один кумир был низвергнут. Произошло то же, что в свое время с Харриет Уэстбрук и Элизой Хитченер.

Опубликованный в начале мая 1821 года «Эпипсихидион» остался почти незамеченным критикой – рецензии на него поместили лишь два журнала: «Бреквудс мэгэзин» и брайтонский «Сплетник»…

Краткое резюме: «Это чтиво для сентиментальных девушек…»

4

Из всех тех новых знакомых, которые окружили семью Шелли, Мери больше всего очаровал греческий князь. Александра Маврокордато отличала экзотическая внешность – маленького роста, с большой, прекрасной формы головой, на пушистых смоляных волосах – тюрбан, огромные усы и бакенбарды, но прежде всего – большие, светящиеся умом и добротой глаза. Мери писала миссис Гисборн 12 февраля 1821 года: «Вы можете позавидовать моему неожиданному везению – каждое утро ко мне приходит приятный молодой и весьма ученый греческий князь и дает мне урок греческого в течение полутора часов, а я, в свою очередь, обучаю его английскому». Шелли отдавал должное смелости, патриотизму и неподкупности Александра Маврокордато: в октябре 1821 года он даже посвятил ему свою поэму «Эллада». «Наш друг в тюрбане» – так обычно восклицал он при появлении Маврокордато. Но однажды Шелли признался Клер: «Я не могу объяснить того внутреннего неприятия, которое я испытываю к такому приятному, воспитанному и любезному человеку, как наш князь. Это несправедливо, и я сам упрекаю себя».

Дела греческой свободы как никогда близко придвинулись к дому Шелли. Восторг умов дошел до высшей степени, все мысли были устремлены к независимости древнего Отечества.

«Дорогая Клер! – пишет Мери 2 апреля 1821 года во Флоренцию. – Греция объявила себя свободной! Князь Маврокордато настроил нас на ожидание этого еще несколько недель назад. Вчера он явился к нам стремительный, как орел, только что вырвавшийся из клетки; несколько дней он был болен, но теперь забыл все свои болезни». Александр Ипсиланти, греческий генерал, состоящий на службе в России, в марте 1821 года собрал 10 000 греков, и вошел с ними в Валахию, надеясь поднять восстание в дунайских княжествах, правда, единомышленников оказалось меньше, чем он рассчитывал, но тем не менее он победоносно дошел до Бухареста.

«Греция наверняка освободится полностью! – ликовала Мери. – Для нас в этих известиях плохо то, что наш милый князь покинет нас – он, конечно, присоединится к своим согражданам сразу же, как только сможет. Никогда я не видела человека, который выглядел бы таким счастливым, и это несмотря на то что он приносит в жертву благосостояние своей семьи, – все во имя надежды на освобождение родины. Ты сможешь понять, что глубокое сочувствие, которое мы испытываем при виде его радости, слегка окрашенной, как это и должно быть, беспокойством за успех, и, конечно, знание того, что при этом должна быть пролита кровь, оборачивает все очень серьезной стороной. Но какой восторг предстоит всем – посетить свободную Грецию».

В июле 1821 года Шелли сообщил Клер: «Прибыл корабль забрать греческого князя и его свиту – они должны присоединиться к армии Ипсиланти. Его отъезд – большая потеря для Мери и, таким образом, для меня». «Из Греции доходят сюда добрые вести», – восклицает Шелли в одном из своих писем.

Действительно, национально-освободительное движение в Греции, боровшейся против турецкого ига, в целом шло успешно, несмотря на ряд тяжелых поражений, которые армия Ипсиланти потерпела в Валахии.

Декабристы, как и вообще широкие круги русских либералов, надеялись, что Россия, выполняя полуофициальное обещание Александра I, вступится за единоверных греков и тем самым окажется втянутой в освободительную войну народов против тирании, что неизбежно отзовется на ее внутренней политике. Восторг умов доходил до высшей степени, все мысли были устремлены к одному предмету – к независимости Греции. Ожидания сбывались – Россия поддержала греческое восстание, несмотря на то что царское правительство было членом Священного союза.

Шелли, именовавший все правительства «привилегированными бандами», объяснял это по-своему и, как мы теперь понимаем, был прав: «Россия стремится завладеть Грецией, а не освободить ее; она хотела бы видеть, как ее исконные враги – турки и греки, которых она стремится поработить, ослабляют друг друга, пока один из противников или же оба не попадут в ее сети».