История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

– Действительно, я мог бы никогда и не заглянуть в нее, – согласился книгопродавец, – но мой регулярный посетитель, священник, очень любопытный до всего господин, на днях переворошил мои новые приобретения и нюхом ищейки выбрал именно эту книгу. Бегло проглядев примечание, он пришел в неописуемую ярость: «Разрази гром этого отвратительного атеиста, этого отъявленного якобинца! Только столб и вязанка хвороста могут спасти мир от богохульства». Несомненно, в этой книге заключено что-то такое, что мне необходимо отведать, подумал я, – продолжал книгопродавец. – Вы знаете такую пословицу: «В дерево, на котором нет фруктов, никто не бросит камня». И вот что я думаю, перечитывая «Королеву Мэб»: этот плод еще не дозрел, но обещает стать таким необыкновенно вкусным и ароматным, что с ним едва ли сравнится что-либо из уже известного нам. Правда, переварить его способен только очень здоровый желудок. Цель мистера Шелли – облагородить человечество, а не просто уравнять всех, как это хотят сделать Байрон и Мур. Говорят, что он совсем еще мальчик и это чуть ли не первая проба его пера.

Трелони сразу же заинтересовался Шелли и перечитал все, что мог найти, вплоть до только что вышедшей из печати «Ченчи».

Вскоре судьба свела Трелони с тремя молодыми людьми, недавно вернувшимися из Индии, – четой Уильямсов и Томасом Медвином. Оказалось, что Медвин знает Шелли со школьных лет. Он так увлеченно рассказывал всем о необыкновенно начитанном, вдохновенном, ангелоподобном мальчике, обо всех его детских добродетелях и страданиях, что Уильямсы и Трелони решили непременно познакомиться с ним.

О той известности, которую Шелли приобрел за последние годы как поэт, Медвин ничего не знал. Он первым отправился в Италию, за ним последовали Уильямсы, а Трелони вынужден был задержаться на несколько месяцев – ему необходимо было немедленно уладить свои дела в Англии.

7

Трелони добрался до Пизы вечером, уже стемнело, но оставив в гостинице лошадь и поклажу, он немедленно отправился на улицу Лунг-Арно и довольно быстро отыскал тот дом с мезонином, который благодаря подробным описаниям Медвина и Уильямсов хорошо себе представлял. Это был обычный двухквартирный дом под одной крышей, как принято на континенте, одну половину занимала семья Шелли, другую Уильямсы, Медвин перекочевывал из одной квартиры в другую, в зависимости от настроения.

Постучавшись в первую же – наугад – дверь, Трелони оказался в объятиях Уильямсов. Джейн, взглянув в окно, крикнула:

– Перси, познакомьтесь с нашим другом Тре, он только что из Англии.

Вошел высокий худой юноша, похожий на английского школьника с то и дело краснеющим женственным лицом, длинными руками, выросшими из ученической курточки.

«Возможно ли, что этот безбородый мальчик и есть тот самый великий поэт – по мнению одних – или монстр – по мнению других, – вступивший в войну со всем христианским миром, отлученный от церкви, лишенный не только отцовских, но и всех гражданских прав?» – пронеслось в голове Трелони.

Мальчик был явно смущен и не знал, с чего начать разговор. Выручила миссис Уильямс.

– От какого чтения мы вас сейчас оторвали? – В руках он держал какую-то книгу, заложив ее вместо закладки своим длинным пальцем.

– Это одна из пьес Кольдерона, – оживился Перси. – Я перевел из нее некоторые отрывки.

– О, почитайте их нам! – искренне попросила Джейн.

И тут английский школьник превратился в то чудо, о котором Трелони и мечтать не смел: он моментально находил нужные страницы, строки – переводил, интерпретировал, анализировал…

Вдруг наступила неожиданная тишина.

– Где он? – очнувшись, удивился гость.

– Кто, Шелли? – удивилась в свою очередь и миссис Уильямс. – О, он появляется и исчезает, как дух, – откуда и куда неизвестно!

«Спустя какое-то время вошла светловолосая кареглазая миссис Шелли и вернула нас из того идеального мира, в котором оставил нас ее муж». Был накрыт стол, поставлен чай, и начались расспросы о новостях в Лондоне и Париже, о новых книгах, операх, модах, женитьбах, убийствах и других вполне светских делах. Мери была оживлена, остроумна, выражала свои мысли ярко, образно, представляя прекрасный контраст с теми леди из высшего света, запас слов которых был удивительно беден и стандартен: десятка два банальных фраз – набор, которым они прекрасно обходились.

Никто из семьи Шелли не употреблял ни старомодных словечек, уже вышедших из употребления на родине, ни тех назойливых иностранных вульгаризмов, на которые эмигранты бывают обычно падки, – это была частичка английской культуры и быта, перенесенная за тридевять земель от родного острова, но сохранившая себя.

К концу вечера разговор, как все разговоры последних недель под итальянской крышей, свелся к событиям в Неаполе, о которых Трелони слышал лишь краем уха. Мери с радостным возбуждением спешила ввести нового знакомого, сразу пришедшегося ей по душе – суровое мавританское лицо Трелони то и дело освещала улыбка, изобличающая добрый нрав и живость характера, – в курс их интересов и тревог.