История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Вскоре после приезда легендарного лорда в Пизу Трелони нанес ему визит. «В полдень в сопровождении Шелли я вошел в большой мраморный холл палаццо Ланфранчи. Мы поднялись по громадной мраморной лестнице на площадку второго этажа, угрюмого вида бульдог доложил рычанием о нашем появлении. Немедленно появился хозяин и провел нас через такой же, как внизу, холл в более скромный апартамент, весь заставленный книжными шкафами, с бильярдным столом посредине. Лорд Байрон выглядел отдохнувшим, был очень оживлен. При первой встрече эта оживленность показалась мне нарочитой, а после нескольких месяцев знакомства с Байроном я понял, что за ней скрывалась растерянность, которую лорд, привыкший к многолетнему одиночеству, испытывал при встрече с любым незнакомцем».

С Трелони он заговорил о каких-то светских пустяках, а обернувшись к Шелли, по-свойски пробурчал: «Вы – неподкупный судья рифмачей – пойдите в мой кабинет и прочтите те короткие вирши, которыми я разрешился сегодня под утро. Я сам о них ничего сказать не могу. Там же – у меня на столе – лежит письмо Мура – найдите строки той иронической мести, которая обращена к вам».

Когда Шелли исчез, Байрон взял кий и предложил гостю партию в бильярд. Он очень ловко двигался вокруг стола и метко бил по шарам. Но как только Шелли появился в дверях, азарт бильярдиста сразу же сник, Байрон обернулся и выжидательно посмотрел на друга. Серьезное и беспристрастное лицо Шелли достаточно красноречиво выказывало его мнение о только что прочитанном. Трелони стал невольным свидетелем их профессионального и весьма нелицеприятного разговора. Природная обидчивость Байрона моментально мобилизовала всю его умственную живость, память и красноречие. Он оборонялся, вспоминая множеств прецедентов и обильно цитируя современных авторов, хотя и спорил по частностям – а в целом мнение Шелли принял сразу же. В три часа слуги объявили, что лошади готовы и ожидают у дверей, – таким искусственным образом спор был прерван.

Через час или два медленной прогулки и мирной остроумной беседы – во время верховой прогулки Байрон всегда находился в хорошем расположении духа – все трое спешились у обочины на маленьком падере и, пройдя несколько метров, оказались за накрытым столом, где их ожидали вино и сласти. Потом слуги принесли пистолеты, и каждый упражнялся в стрельбе по мишени – с пятнадцати шагов надо было попасть в палку или монету.

На обратном пути Шелли настаивал, чтобы Байрон закончил недавно начатую пьесу. Байрон устало улыбнулся и сказал, что его покровитель и казначей Джон Меррей считает его пьесы непригодными для сцены.

– И правда, писал я их не для сцены, об этом я не заботился. Меррей убеждает меня возобновить мой старый стиль – времен «Корсара», – чтобы снова вскружить головы дамам.

– Это логика торгаша, она неприемлема для поэта, – возмутился Шелли.

– Джон Меррей не праведен, но зато он прав, – ответил Байрон. – Все до сих пор написанное мною может всерьез тронуть только женскую половину человеческого рода. Вам придется подождать до моего сорокалетия – тогда женское влияние на меня окончательно почит и я наконец покажу мужчинам, на что я способен.

– Не откладывайте этого на потом, – очень серьезно сказал Шелли. – Просто начиная с сегодняшней ночи пишите лишь то, что, по вашему убеждению, истинно и как истина вдохновляет вас. Я говорю вам все время об истине, потому что мнения читателей и критиков изменятся со временем, на них не стоит равняться.

Каждого, кто слушал Шелли, пленяли простота и серьезность, с которыми он говорил о вещах сложных, болезненных, порой, казалось бы, неразрешимых. К тому же следует помнить, что поэты отнюдь не стояли на равном уровне в общественном мнении. Байрон уже пользовался всемирной известностью, тогда как Шелли оставался поэтом, известным лишь узкому кругу.

Спор стих. Лорд задумчиво вглядывался в западную часть неба и вдруг неожиданно воскликнул:

– Что-то я не вижу на небе той зелени, о которой так напыщенно говорит ваш приятель Кольридж! Кто, ну скажите мне, кто из нормальных людей видел зеленое небо?

Шелли, чувствуя нарастающее раздражение Байрона, предпочел промолчать.

Ответить поэту взял на себя смелость Трелони:

– Припомните небо Англии, оно чаще бывает зеленым, чем голубым или серым…

– Я отлично помню небо Англии – оно черное!

12

Теперь Шелли и Уильямсы жили, можно сказать, напротив лорда Байрона; их скромное пристанище располагалось по другую сторону Арно.

Мери обставила свои комнаты на деньги, сбереженные благодаря жесткой двухлетней экономии. Итак, к концу октября 1821 года весь пизанский круг был в сборе – Шелли, Уильямсы, Медвин, Трелони, Тафф, а центром компании был лорд Байрон.