История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

«Земля, в которой я жил, – рассказывает теперь уже сам Лаон, – была населена тиранами, ее горы, зеленые пастбища, океан и солнце прокляты. Раб состязался в грехах и беспутстве со своим поработителем, так две змеи, струящиеся во прахе, готовят смерть путнику». Слезы слишком часто туманили глаза сограждан, и Лаону хотелось заключить в свои объятия их бесприютные сердца. Вместе с Лаоном росла девочка – сирота по имени Цитна. Она была как бы его вторым я, и никого на свете он не любил сильней, чем этого двенадцатилетнего подростка с глазами, как два звездных неба. Однажды она сказала юноше: «Ты зажег в моем сердце светильник, который озарит путь миллионам рабов, они выйдут из подземных темниц, и их тела сбросят вековое оцепенение. Но прежде я приведу к тебе в Золотой город бесчисленные вереницы освобожденных женщин. Ведь разве свободен мужчина, если рабой остается женщина? О, светлый брат моей души! Мои щеки леденеют при мысли, что мне предстоит свершить, но во мне достаточно сил. Мы расстаемся не навсегда, мы встретимся…» – говорила Цитна. Но события разворачиваются не так, как она задумала. Ее намерения становятся известны тирану. Лаон просыпается от лязга оружия и криков солдат. Цитны нет, но он слышит ее голос и идет на него. Девушка лежит на земле связанная и бесстрашно глядит на врагов. Обратив просветленный взгляд к Лаону, она сказала: «До свидания. Я спокойна, как сама истина. Эти запятнанные кровью люди – всего лишь рабы, а разве рабам подвластна истина». Лаон выхватил нож, но четверо солдат бросились на него. Его приковали к железным воротам тюрьмы, притаившейся на вершине скалы. Оттуда он видел, как отчалил от родного берега корабль с пленной Цитной.

Пережив нечеловеческие муки, герои поэмы в конце концов освобождаются и поднимают на борьбу с тиранами миллионы сограждан.

Дальнейший ход событий таков: «Пробуждение великого народа, пребывавшего в рабстве и унижении, осознание им своего нравственного достоинства и свободы; бескровное свержение поработителей; разоблачение религиозного обмана, помогавшего держать угнетенных в покорности; мирное торжество патриотов, терпимость и благожелательность подлинного человеколюбия; попытка искоренить пороки не карами и жестокостью, но состраданием и добротою; вероломство тиранов; заговор правителей Мира и реставрация изгнанной династии с помощью чужеземного войска; истребление патриотов и победа старого порядка; последствия деспотической власти – междоусобная война, голод, мор, господство суеверий, разрушение семейных уз; временное торжество угнетателей – верный залог их неизбежного падения; преходящесть невежества и заблуждений и бессмертие гения и добродетели». Так сам Шелли вкратце пересказал свою поэму. Ложным, по его мнению, методам Французской революции, приведшей к новой тирании, Шелли противопоставил идеальную революцию в Золотом городе, которая совершается по законам любви и альтруизма. Непротивление Лаона и Цитны приводит их к гибели. Точка зрения поэта – непротивление больше поможет победе революции, чем вооруженная борьба, лишь умножающая насилие. Шелли не хуже Байрона понимал, что революции «не делаются на розовой воде».

Мысль его мучительно прорывается к истине. Устами Лаона Шелли вопрошает и заклинает: «Неужели зло должно вечно вытекать из зла и боль должна рождать боль? Ведь мы – братья!»

Единственное, что для него было непреложно, – безграничное доверие к нравственным силам народа. Он утверждал, что судьба Англии определяется ее тружениками – ткачами, пахарями, оружейниками.

В предисловии к поэме Шелли еще раз отмечал, что итоги Французской революции разочаровали многих, но ведь иначе быть не могло, «разве могли внять голосу разума жертвы, страдавшие под гнетом общественного порядка? Разве может вчерашний раб сразу стать свободомыслящим?»

Итак, поэма, в которой Шелли со всей откровенностью выразил свои взгляды на мораль, политику и религию, была завершена, видимо, 21 или 22 сентября. Во всяком случае, 23 сентября Мери записала в своем дневнике: «Шелли только что закончил “Лаона и Цитну” и отправился вместе с Клер в город». Сама Мери опять не поехала – их дочке Кларе Эвелине шел двадцать первый день. Ее появление на свет 2 сентября отмечено в дневнике всего двумя словами: «Родилась Клара», и дальше следует обычный перечень прочитанных книг, дел, визитеров.

В ноябре 1817 года поэма «Лаон и Цитна» была опубликована, но сразу же по требованию издателя Чарльза Оллиера изъята из продажи; разошлось всего три экземпляра, причем один из них волей судеб попал в руки обозревателей «Куотерли ревью».

11 декабря Шелли в письме Оллиеру призывает его пересмотреть свое решение, занять «возвышенную и надежную позицию мужества»: «Если Вы сейчас дрогнете, именно это может обрушить на нас карающую руку закона. Как они были бы рады добраться до кого-либо из круга Хента с помощью самого могучего их оружия – испуга жертвы.