Недавно я прочитала пост одной женщины, на аккаунт которой я была подписана много лет. Она делилась тем, что ее муж заболел коронавирусом, и из-за осложнений его ввели в искусственную кому. Она была в отчаянии: у них только что родился малыш, супругу всего 41 год, он был здоров, и ранее у него не было никаких клинических диагнозов. Как это вообще могло с ним случиться? И с ней? Я сидела и смотрела на экран своего телефона в слезах, мне было невероятно больно из-за того, что произошло с этой женщиной и ее семьей, из-за потери и травмы, с которыми им пришлось столкнуться. У меня даже были сны об этих событиях, и я просыпалась среди ночи расстроенной, как будто это все происходило со мной.
Конечно, вы можете сказать, что я просто впечатлительная и я не знаю эту женщину в реальной жизни, но меня очень огорчила ее история и ситуация, поверьте. Думаю, что так произошло из-за того, что вирус и на меня оказал влияние: он изменил мою жизнь и мой взгляд на мир. Полагаю, что вполне могу представить, что переживает эта женщина, потому что я сама переживаю очень облегченную версию подобной ситуации и близка с этой женщиной онлайн. Повторю, что должна выразить несогласие, когда читаю в DSM, что электронные средства массовой информации не могут стать причиной ПТСР. Мы все связаны друг с другом, нам кажется, что мы знаем друг друга, и мы можем получить одну и ту же травму, поделившись ею друг с другом. Я привожу этот пример, надеясь, что это вас поддержит и поможет принять все те ощущения, которые вы испытывали и продолжаете испытывать из-за пандемии. Слишком уж часто мы бываем уверены, что наши мысли и ощущения уникальны или эксцентричны, а на самом деле они нормальны и обычны, если, конечно, мы изо всех сил стараемся проявлять сострадание и понимание друг к другу и стремимся научиться жизни в этом новом для нас всех мире.
Наконец, мне хотелось бы отметить, что ПТСР у детей немного отличается от ПТСР у взрослых. В возрасте шести лет или младше дети могут получить травму, не только непосредственно с ней столкнувшись, но и увидев или услышав, что травму получил кто-то из их родителей или опекунов. В детстве мы так сильно рассчитываем на тех, кто о нас заботится, что нам практически невозможно принять, что с ними что-то случилось. Хотя в DSM и нет такого критерия, мой профессиональный опыт показывает, что его можно было бы добавить, ведь у детей, получивших травму, появляется тенденция к регрессу в развитии. Это приводит к тому, что дети могут снова начать сосать палец, отказываться спать в одиночестве или же опять мочить постель, несмотря на то что уже умеют пользоваться горшком. Я всегда была уверена, что это связано с тем, что дети таким образом пытаются вернуться к тому времени, когда они чувствовали себя в безопасности и им было хорошо, или же взросление кажется им связанным с таким количеством опасностей, что они предпочли бы не взрослеть. Какой бы ни была причина, лично я всегда выясняю подобные моменты, чтобы убедиться, что я не упускаю ничего важного.
Почему диагноз — это еще не все
Когда я заканчивала обучение в 2008 году, я сосредоточенно изучала DSM так, как будто заучивала Библию. Я постоянно читала о различных диагнозах, симптомах, которые им соответствуют, и о том, что мне необходимо исключить, прежде чем ставить диагноз. И даже сейчас, записывая видео для своего профессионального канала на YouTube, я в большинстве случаев использую DSM, цитирую, зачитываю из него отрывки и часто рассказываю об определенных психических расстройствах. Это руководство помогает, направляет и считается отправной точкой для работы над симптомами клиента. Однако, следуя только собранным в нем сведениям, можно загнать себя в узкие рамки, которые помешают заметить важные нюансы.