Итальянец

Пока длилось медленное восхождение, Скедони, изменив своим привычкам, вступил с проводником в обстоятельную беседу и задал при этом ряд вопросов касательно виллы, которую они только что покинули. Удивленная этими дотошными расспросами, Эллена не знала, что и подумать: то ли Скедони испытывал к предмету беседы искренний интерес, то ли хотел выяснить, не обманул ли его проводник, когда рассказывал о вилле. Разговор затянулся, и в сумерках выражения лиц беседующих Эллена разглядеть не могла; поэтому она сосредоточила внимание на тоне речи своих спутников, пытаясь уловить, как он меняется в зависимости от того, о чем идет речь. Надобно заметить, что все это время проводник скакал бок о бок со Скедони.

Воспользовавшись паузой, когда Скедони, по-видимо-му, обдумывал то, что поведал проводник относительно барона Камбруска, Эллена осведомилась о судьбе прочих обитателей виллы.

— Им повезло: когда рухнула старая башня, они проснулись от грохота и выбрались из новой части дома как раз вовремя, потому что после второго и третьего толчков от нее тоже ничего не осталось. В поисках спасения они кинулись в лес — и опять им привалила удача: им удалось с землетрясением разминуться. Не пострадало ни души, кроме самого барона, а кому поделом — так это как раз ему. О! Я бы такое мог о нем рассказать!..

— А что приключилось с прочим семейством в дальнейшем? — перебил Скедони.

— Да разбрелись кто куда, синьор, на старое место никто уже не вернулся. Как же! Достаточно они там натерпелись, а если бы не землетрясение, мучились бы по сию пору.

— Если бы не землетрясение? — удивилась Эллена.

— Вот именно, синьора, ведь оно избавило их от барона. Если бы стены умели говорить, странные они рассказали бы истории; немало им пришлось повидать невеселого; а в той комнате, что я вам показывал, синьора, кроме барона, никто и не бывал, разве что прислуга заходила, чтобы прибрать, да и ту барон едва терпел и все время глаз с нее не спускал.

— Быть может, он скрывал в башне сокровища, — предположила Эллена.

— Нет, нет, синьора, какое там! Он круглые сутки жег лампу, а иногда по ночам слышали, как он… Случилось однажды, его слуга…

— Держись рядом, — прервал его Скедони, — не отставай. Что за басни ты там плетешь?

— Это о бароне Камбруска, синьор, о котором вы меня только что расспрашивали. Я говорил, какие чудные у него были привычки и как однажды декабрьской ночью, когда на дворе бушевала буря, — так мой двоюродный брат Франциск рассказывал моему отцу, а тот уже — мне, а брат был на службе у барона, когда все это произошло…

— Что произошло? — торопливо спросил Скедони.

— То самое, о чем я собираюсь рассказать, синьор. Мой двоюродный брат как раз жил там, в доме, так что все это чистая правда, хотя поверить трудно. Мой отец подтвердит: я сам не верил, пока…

— Довольно об этом, — произнес Скедони. — Из кого состояла семья барона — был ли он женат, когда произошло это разрушительное землетрясение?

— Да, верно, синьор, жена у него была — об этом я вот-вот сказал бы, если бы вы соблаговолили набраться терпения.

— Терпение нужно было не мне, а барону, ведь это он, а не я был женат…

— Кому была нужда в терпении, синьор, так это жене барона — и сейчас вы об этом услышите. Все как один говорили, что баронесса — добрая душа! Но, по счастью, умерла она задолго до того, как все это случилось. Была у барона и дочь — хоть и в малых годах, но если бы землетрясение не принесло ей свободу, то и она бы пожалела, что зажилась на свете.

— До гостиницы еще далеко? — резко спросил Скедони.

— Когда мы взберемся на этот холм, синьор, то на верхушке следующего вы ее увидите, если в окошках будет свет, ложбину перейти — и мы там. Но не тревожьтесь, синьор, тот парень нас не догонит. А вы о нем много знаете, синьор?

Скедони поинтересовался, заряжен ли мушкетон, и, узнав, что нет, велел его немедленно зарядить.

— А уж как бы вы дрожали, синьор, если бы знали его, как я! — сказал крестьянин, останавливаясь, чтобы исполнить приказание.

— Я полагал, что тебе он незнаком? — изумился Скедони.

— И да и нет, синьор; мне о нем известно больше, чем он думает.

— Мне кажется, о чужих делах ты осведомлен чересчур хорошо. — В голосе монаха звучало желание заставить собеседника замолчать.

— Вот и он бы то же сказал, синьор; но дурные дела всегда выйдут на свет Божий, хочешь того или нет. Этот парень иногда приходит к нам в город на базар; долгодолго никто не знал, откуда он и где живет, но в конце концов люди о том проведали, хотя и непросто это далось.

— Похоже, до вершины нам не добраться никогда, — раздраженно сказал Скедони.

— И еще много странного узнали они о нем, — продолжал проводник.

У Эллены, которая прислушивалась к беседе с любопытством почти болезненным, сердце замирало в ожидании дальнейших сообщений проводника о Спалатро, но она остереглась хотя бы единым вопросом поторопить с разоблачением тайн, столь тесно, по-видимому, касавшихся ее и ее покровителя.