Итальянец

Скедони пребывал не в том расположении духа, чтобы с легкостью выносить жизненные тяготы; менее всего ему улыбалось с бою добывать себе место в переполненной постояльцами гостинице, но, хотя и не без хлопот, ночлег он все же получил. Селянин, в свою очередь, был озабочен тем, чтобы обеспечить всем необходимым лошадей; Эллена слышала, как он заявлял, что бедная скотина, натерпевшаяся от шпор бессердечного исповедника, должна получить двойную порцию корма и толстенную соломенную подстилку, пусть даже ему самому придется обойтись без постели; девушка воспользовалась первым же удобным случаем, чтобы тайком от Скедони сунуть в руку проводнику единственный оставшийся у нее дукат.

Глава 2

Коль ты боишься худшее услышать, Будь неуслышанным тогда сражен.

Шекспир

Скедони провел ночь без сна. После вчерашнего вечера его вновь стали терзать муки совести, оскорбленной гордости и страха. В обращении с ним проводника Скедони усматривал нечто не вполне понятное, но достаточно подозрительное, чтобы ввергнуть его в состояние крайнего волнения. С самым простодушным видом крестьянин заговорил о Спалатро, не скрывая, что немало о нем знает, и даже намекнул, что ему небезызвестно, у кого тот состоит на службе, но в то же время словно бы и не подозревал, что действиями негодяя управляет именно Скедони. Иногда же в его неведении приходилось усомниться: некоторые упомянутые им обстоятельства могли быть известны лишь человеку, знавшему, кто такой Скедони; это ясно проявилось в его поведении, в особенности тогда, когда исповедник прервал его рассказ о Спалатро и он попытался оправдать себя тем, что не намеревался задеть Скедони; нечистая совесть монаха подсказывала ему также, что восклицание проводника во время представления о Виргинии оказалось столь метким отнюдь не случайно. Более всего исповедник желал бы немедленно отослать своего спутника прочь, но прежде необходимо было выяснить, что ему известно, и только после этого решать, какие необходимо принять меры. Трудно было, однако, повести расспросы, не выдавая при этом своей обеспокоенности, а она могла бы раскрыть проводнику глаза, меж тем как ныне он, быть может, лишь смутно догадывался об истине. Не легче было решить, как следует поступить с ним, если выяснится, что он подозревает Спалатро, — привезти его в Неаполь значило бы доставить с собой обличителя. Почти столь же опасным представлялось отпустить его домой: ведь теперь он, вероятно, знает, где обретается Скедони. Тайна останется тайной, только если проводник умрет.

Наутро после ночи, проведенной в смятении чувств, исповедник призвал крестьянина к себе и почти без предисловия объявил, что не нуждается более в его услугах, а затем небрежно посоветовал остерегаться на обратном пути Спалатро, который, быть может, устроил там засаду, дабы поквитаться за свое ранение.

— Судя по твоим словам, он очень опасен, — прибавил Скедони, — но ты ведь можешь и ошибаться.

Проводник принялся сердито возражать, а Скедони попытался незаметно вытянуть из него все, что ему было известно. Но то ли его самолюбие было уязвлено прежним с ним обхождением, то ли для сдержанности у проводника имелись иные основания, однако поначалу он был гораздо менее расположен к общению, чем накануне.

— Своими вчерашними словами об этом человеке ты пробудил мое любопытство, — сказал Скедони. — Я сейчас ничем не занят, так что, если хочешь, можешь изложить до конца свою удивительную историю.

— Но она длинная, синьор, — устанете слушать, а кроме того, вы уж простите, не больно-то мне нравится, когда меня перебивают!

— Где жил этот человек? Ты упомянул как будто дом на побережье?

— Ах, синьор, у дома этого тоже странная история, а прежний ваш попутчик, как я уже говорил, появился там нежданно-негаданно, невесть откуда; дом тогда стоял запертый, с тех пор как маркиз…

— Маркиз? — холодно переспросил Скедони. — Что еще за маркиз, приятель?

— Не маркиз, синьор, а барон — барон Камбруска. Я сам собирался вам об этом сказать, если бы вы меня послушали. Так вот, дом стоял запертый и покинутый, с тех пор как барон… На этом, кажется, я остановился.

— Я думал, что барона нет в живых.

— Так-то оно так, синьор, — ответил крестьянин, внимательно вглядываясь в Скедони, — но только какое это имеет отношение к тому, о чем я рассказываю? Он умер позже.

Это неожиданное замечание смутило исповедника, так что он даже не стал возражать против развязного тона проводника.

— Выходит, этот человек, Спалатро, был связан с бароном Камбруска?

— Многие так думали, синьор.

— Как? Думали? Не более того?

— Да, но барону и это бы не пришлось по вкусу, могу поручиться. Он уж очень старался спрятать концы в воду, и это было с его стороны вполне разумно, а то бы ему несдобровать. Но я вам собирался рассказать историю, синьор.

— Какие были основания считать, что Спалатро состоял при бароне Камбруска?

— Я думал, что вы хотели послушать мою историю, синьор.

— В свое время, но сперва ответь, какие у тебя были основания так считать?