Около полуночи Вивальди услышал приближавшиеся шаги, и у дверей его камеры раздались невнятные голоса. Наверняка эти посланцы пришли за ним — вести его на пытку. Лязгнули засовы, и на пороге возникли две фигуры, облаченные в черное. Безмолвно приблизившись, они набросили на Винченцио странный балахон и вывели его из комнаты. Никто не встретился им ни на галереях, ни в коридорах — не видно было ни единой души; всюду стояла нерушимая тишина, как если бы смерть уже сделала свое дело в этом царстве ужаса, произнеся приговор и тем, кого пытали, и тем, кто пытал.
Миновав просторный зал, где Вивальди провел в томительном ожидании первую по прибытии ночь, они прошли через длинный коридор и спустились по нескончаемой лестнице, ведшей в подземные помещения. По дороге провожатые его не произнесли ни звука; Вивальди, слишком хорошо понимая, что любые вопросы только усугубят его участь, воздержался от них.
Двери, через которые они проходили, всякий раз без посторонней помощи мгновенно распахивались от прикосновения железного жезла (его держал в руках один из проводников). Второй служитель нес пылающий факел, без которого в лабиринте переходов, погруженных в почти непроницаемый мрак, нетрудно было заблудиться. Они пересекли зал, похожий на усыпальницу, однако из-за скупого освещения утверждать это с определенностью было нельзя; наконец у обитой железом двери они остановились. Один из служителей трижды ударил в нее жезлом, но на сей раз дверь не отворилась. Пока они пребывали в ожидании, Вивальди почудилось, будто изнутри до слуха его доносятся приглушенные крики людей, дошедших до последней крайности, — доносятся изнутри и вместе с тем откуда-то издалека, со стороны. Сердце у него замерло, но не от страха за себя (о себе он в эту минуту не помнил), а от ужаса перед происходящим.
Время тянулось, однако служитель не повторял своего сигнала; вскоре дверь приоткрыл кто-то, кого Вивальди в темноте не мог различить; провожатый объяснился с ним знаками, после чего дверь вновь затворилась.
Прошло еще несколько минут, и Вивальди услышал другие, более громкие и хриплые голоса, говорившие на неведомом ему языке. При звуке этих голосов провожатый незамедлительно потушил факел. Голоса приблизились — и дверь распахнулась. Перед Вивальди выросли две фигуры, смутно различимые в тусклом мерцании, но внушившие ему подлинный ужас. Подобно провожатым, они были облачены в черное, однако покрой казался иным: одеяние плотно прилегало к телу. Лица полностью скрывал балахон совершенно особого рода, падавший от головы дц самых пят и имевший узкие прорези для глаз. Вивальди решил, что перед ним стоят палачи, мало чем отличающиеся по виду от исчадий ада. Вероятно, такое одеяние преследовало цели маскировки, с тем чтобы истязаемые не узнали позднее своих мучителей; а может быть, единственным его назначением было вселить в жертвы панический страх и подтолкнуть их тем самым к скорейшему признанию вины. Каковыми бы соображениями ни объяснялся столь устрашающий облик и в чем бы ни состояли обязанности новоявленных служителей, Вивальди был передан в их руки — и в тот же момент услышал, как железная дверь за его спиной захлопнулась. Он остался наедине с провожатыми в черном внутри узкого прохода, слабо освещенного лампой, которая свисала со сводчатого потолка. Безмолвно двинувшись дальше (Вивальди следовал посередине), они приблизились к другой двери и, переступив порог, оказались в коридоре. Третья дверь — затем новый коридор, в конце которого они остановились, и один из его таинственных спутников постучал в воротца. Неясные звуки, происхождения которых Вивальди не мог разобрать, сделались явственнее — и, к своему неописуемому ужасу, юноша догадался, что их издают страждущие под пыткой.
Решетчатые воротца были подняты служителем точно в таком облачении, что и его провожатые; далее служитель отпер две следовавшие одна за другой железные дверцы — и Вивальди вступил в просторную залу, стены которой были завешены черной тканью; под высоким сводчатым потолком тускло мерцали светильники. Не успел Вивальди перешагнуть порог, как по зале пронесся странный гул и, отозвавшись смутным эхом в смежных залах, где-то в отдалении замер.
Вивальди с трудом овладел собой; к нему не сразу вернулась способность видеть — тем более что царивший в подземелье полумрак едва позволял разглядеть окружающее. В потемках смутно скользили призрачные, подобные теням фигуры; кое-где угадывались очертания инструментов и приспособлений, предназначенных для неведомых Вивальди целей, одна мысль о которых заставляла сердце леденеть от ужаса. Временами слышались приглушенные крики; Вивальди огляделся по сторонам в поисках тех, у кого исторгали эти крики; но тут властный возглас велел ему приблизиться.
Кому принадлежал призвавший его голос, Вивальди из-за полутьмы не в состоянии был разобрать; он безропотно подчинился и шагнул было в нужном направлении, но тут приказ послышался вторично, и провожатые, подхватив юношу под руки, повлекли его вперед.