Итальянец

Пауло неуклюже поклонился, покраснел и, заикаясь, промямлил что-то маловразумительное; потом он вдруг оживился и, сделав внезапный, очень высокий прыжок,

излил распиравшие его чувства в громком выкрике: «О, giomo felice! О, giomo felice!» Возглас, вырвавшийся из самого сердца Пауло, с быстротой электрического тока воодушевил всю компанию; слова эти мгновенно передались от одного к другому — и вслед Эллене и Вивальди грянул дружный хор голосов, разнесенный эхом по всей округе: «О, giomo fence! О, giomo felice!»

— Вот видите, — заговорил Пауло, когда Вивальди с Элленой удалились, а сам он немного отдышался, — вот видите, как можно справиться с бедами, если только хватит духу противостоять несчастью и ничем не отяготить свою совесть; и как вдруг на тебя сваливается счастье, когда ты уже отчаялся повстречаться с удачей! Кто бы мог подумать, что мы вдвоем с дорогим хозяином, когда нас упекли в это чертово логово, то бишь инквизицию, снова выйдем на белый свет? Кто бы мог подумать, когда нас поставили перед этими исчадиями ада, сидевшими в подземелье рядком, закутавшись в черное; вокруг трещали факелы, и все эти дьявольские физиономии с ухмылками нас разглядывали, а мне не велено было даже рот раскрывать, — да-да, ни словечком нельзя было с хозяином перемолвиться! — так вот, повторяю, кто бы мог подумать, что мы вновь окажемся на свободе! Кто бы мог сказать, что мы снова дождемся счастья! И вот мы вышли из темницы! Мы на свободе! Можем пробежать, если вздумается, напрямик из одного конца земли до другого и вернуться обратно без малейшей помехи! Можем летать в море и плавать в небе — или кувыркнуться вверх тормашками до самой луны! А все почему? Потому, дорогие мои друзья, что на совести у нас нет свинца, который тянул бы нас вниз!

— Ты, верно, хотел сказать, можем плавать в море и летать в небе, — поправила Пауло глубокомысленная личность, стоявшая рядом с ним. — А что означает «кувыркнуться вверх тормашками до самой луны»? Что-то мне невдомек!

— Пустяки! — отмахнулся Пауло. — Кто сейчас, в такое время, станет задумываться над своими словами! Пусть всякий, кто сегодня недостаточно весел и не говорит раньше, чем подумает, будет потом достаточно серьезен и думает прежде, чем говорит. Но ведь никто из вас — поручусь, что никто! — в жизни не видел крыши тюрьмы, в которой томился бы ваш хозяин; никто из вас в жизни не испытал, что значит силой быть от него оторванным, тогда как он умирает один-одинешенек. Бедняги! Впрочем, не важно: несмотря ни на что, вам тоже перепала кое-какая толика счастья, хотя представить мое вам не под силу — где уж вам. О, giomo felice! О, giomo felice! — еще громче воскликнул Пауло и стремительно ринулся в круг танцующих, а его веселые спутники дружно подхватили радостный припев.

КОММЕНТАРИЙ

Роман Анны Радклиф (1764–1823) «Итальянец, или Исповедальня кающихся, облаченных в черное» впервые был опубликован лондонскими издателями Томасом Кэделлом-младшим (1773–1836) и Уильямом Дэвисом (ум. 1820) в декабре 1796 г. с датировкой «1797» и стал пятой книгой писательницы в жанре готического романа (предыдущими были «Замки Этлин и Дан-бейн», 1789; «Сицилийский роман», 1790; «Лесной роман», 1791; «Удольфские тайны», 1794). В 1797 г. роман был опубликован вторично, в том же году вышли в свет издания в Дублине, Нью-Йорке и Филадельфии. В 1811 г. появилось третье (обозначенное как «второе») английское издание «Итальянца», содержащее множество отступлений от текста первой публикации. Эти изменения, по мнению зарубежных исследователей и комментаторов Радклиф, не принадлежат перу автора книги.