Итальянец

Вскоре после бракосочетания маркиз устроил в честь новобрачных пышный праздник; проходил он на восхитительной вилле, принадлежавшей Вивальди, — в нескольких милях от Неаполя, у самой бухты, на противоположном берегу которой находилось некогда излюбленное прибежище маркизы. Чудесное местоположение и совершенство внутреннего убранства виллы побудили Вивальди и Эллену избрать ее главным местом обитания. Вокруг расстилалась поистине волшебная страна. Площадки для игр и развлечений располагались вдоль долины, примыкавшей к заливу; дом стоял в горловине, на пологом склоне, омываемом волнами; отсюда открывался вид на необозримый морской простор — от величественного мыса Мизено до четко обрисованного на горизонте гребня южных гор, вздымавшихся, казалось, из самых глубин моря и отделявших Неаполитанский залив от Салернского.

Мраморные портики и аркады виллы отенялись дивными зарослями магнолий, ясеней, кедров, камелий и горделивых пальм; окна залов, где всегда царила свежая прохлада, выходили — по обе стороны колоннады — с запада, поверх густой листвы, на прибрежные дали Неаполя; к востоку простиралась холмистая местность с извилистыми лощинами, сплошь заросшими лесами и рощами, над зеленью которых там и сям возвышались многоцветные утесы из желтого, коричневого, пурпурного гранита, бросавшие веселый отблеск на тенистый ландшафт.

Планировка садов, где купы деревьев, кустарники и газоны разнообразили холмистую поверхность, была выдержана в английском стиле и в современном вкусе; и только та часть сада, «где аллея долгая глядится в море», поражала таким могуществом громадных ветвистых платанов и внушительностью перспективы, которые отвечали скорее итальянским вкусам.

Во время празднества все аллеи, все беседки и все рощи были залиты ярким светом. Сама вилла, сверкавшая и переливавшаяся бессчетным множеством огней, щедро украшенная цветами и декоративными кустарниками, чьи побеги, казалось, изливали в воздух все ароматы Аравии, больше напоминала собой некое изделие, вызванное к жизни силой волшебства, нежели произведение рук человеческих.

Одежды знатных гостей в великолепии мало чем уступали окружающему пейзажу, однако Эллена во всех отношениях была подлинной королевой праздника. На пиршество были приглашены не только дворяне; и Вивальди и Эллена выразили желание, чтобы в торжестве приняли участие все обитатели округи и разделили с ними их радость; а посему все площадки, достаточно вместительные для посетителей любого звания и происхождения, были предоставлены для всеобщего развлечения. Пауло — как распорядитель торжества — задавал тон увеселениям: окруженный ликовавшими приспешниками, он снова, как нередко ему мечталось, плясал на залитом луной берегу Неаполитанского залива.

Проходя мимо, Вивальди и Эллена остановились поглядеть, как Пауло, присоединившись к танцующим и высоко подскакивая, выделывал в воздухе причудливые фигуры и то и дело восклицал прерывистым от чрезмерного напряжения голосом: «О, giomo felice! О, giomo felice!»

Заметив Вивальди и Эллену, с улыбкой взиравших на его затейливые антраша, Пауло покинул круг и приблизился к ним со словами:

— Ах, мой дорогой хозяин, помните ли вы ту ночь, когда мы путешествовали по берегам Челано — еще до того дьявольского происшествия в часовне Сан-Себастьян; не забыли ли вы, как встреченные нами танцоры — а здорово же они выплясывали при лунном свете — напомнили мне о Неаполе и о том, как частенько я забавлялся на здешнем берегу?

— Нет, я ничего не забыл, — ответил Вивальди.

— Ah, signor mio, вы тогда сказали, что надеетесь скоро вновь оказаться здесь со мной и что я смогу потешить себя пляской со столь же легким сердцем. Одна из ваших надежд, мой дорогой хозяин, не так-то скоро сбылась — вышло так, что, прежде чем попасть в рай, нам пришлось побывать в чистилище, а вторая — вторая исполнилась только сейчас: я в самом деле оказался здесь — и вот пляшу при лунном свете на милом мне берегу Неаполитанского залива, а поблизости от меня мой дорогой хозяин и моя дорогая хозяйка, целые и невредимые, им ничто не грозит — и они почти так же счастливы, как и я; а вон там, вдали, — наш Везувий, который я, клянусь, уж и не чаял увидеть; и пламя из него извергается, как и раньше, еще до того, как мы угодили в лапы инквизиции! Ах, кто бы мог это предугадать! О, giomo felice! О, giomo felice!

— Я радуюсь твоему счастью, мой добрый Пауло, — сказал Вивальди, — почти так же, как и собственному, хотя не совсем согласен с тобой насчет того, кто из нас счастлив больше.

— Пауло! — произнесла Эллена. — Я перед тобой в неоплатном долгу: только твоя неустрашимая преданность помогла твоему хозяину вновь обрести свободу. У меня нет слов, которыми я могла бы отблагодарить тебя за твою привязанность; мои заботы о твоем благополучии докажут это гораздо красноречивей, но мне хотелось бы передать твоим друзьям, как высоко я ценю твое благородство и великодушие.