Итальянец

– Потрясающе, – восхищается Елена. – Мы много раз об этом говорили, но увидеть своими глазами – это поистине удивительно.

Доктор кивает: он безмерно гордится своей железной дорогой.

– У меня годы ушли на то, чтобы это собрать, – говорит он. – И до сих пор я прибавляю какие-то детали и что-то меняю. Посмотри.

Он поворачивает другой рубильник, и поезд трогается с места.

– К счастью, электричество пока не выключили.

Локомотив тихо жужжит, таща за собой спальные и сидячие вагоны по извилистому двойному пути миниатюрной железной дороги.

– Прелесть, – говорит Елена.

Намного лучше, чем прелесть, так считает доктор. То, что воспроизведено в точном масштабе, добавляет он, – одно из величайших технических достижений рода человеческого, грандиознее даже, чем самолеты и корабли: завораживающая комбинация геометрии, алгебры и тригонометрии. Поезд – это символ прогресса цивилизации, совершенное единение механики и понятия времени. Это чудо точных наук.

– Видишь локомотив?

– Вижу.

С превеликой осторожностью Сокас отцепляет его от состава и передает Елене. Машинка тонкой работы сделана из жести и на удивление почти ничего не весит.

– Мне его прислали из Соединенных Штатов. Локомотив типа «Хадсон эф-семь», в масштабе один к пятидесяти… Недавняя модель, тридцать восьмого года. Обрати внимание, как тщательно выделаны все детали. Ты держишь в руках один из самых быстрых паровых локомотивов в истории. Он может развивать скорость до ста пятидесяти километров в час.

– Это много для поезда?

– Да это просто чудо, говорю тебе. Нечто потрясающее.

Лицо Сокаса озаряет восторг. Елена восхищенно смотрит на него, возвращает ему локомотив, и Сокас ставит его на место так же бережно, как отцеплял.

– Вон те, на полке, – это поезд «Мэрклин», немецкого производства, тридцать пятого года, а это «Ингап», итальянский поезд, изготовлен в Падуе… Они ездят на паровом двигателе, и никак иначе.

– Откуда у тебя эта страсть, доктор?

– Когда мне было девять лет, я ездил в путешествие с родителями и с тех пор так и не смог освободиться от этого волшебства.

Сокас с гордостью показывает на полки у стены, где стоят разнообразные миниатюрные модели вагонов и локомотивов.

– Здесь я погружаюсь в другой мир, – продолжает он. – Здесь естественный хаос жизни исчезает и все становится упорядоченным и совершенным. – Он смотрит на Елену с непередаваемой тоской. – Ты понимаешь меня?

Она дружески улыбается ему:

– Думаю, да.

– У тебя есть твои книги, так?.. А это моя «дополненная реальность»: святилище техники, где точность и порядок позволяют забыть темную сторону человеческой природы. Даже войну.

Доктор умолкает и как-то сникает: кажется, некая неприятная мысль накрыла их обоих своей тяжестью. Потом Сокас оглядывается вокруг, будто вернулся откуда-то издалека, и, помрачнев, вздыхает.

– По крайней мере, – добавляет он, – получается забыть почти всегда.

Велосипедный фонарь освещает дорогу, вьющуюся вдоль берега, – длинную, темную и блестящую ленту мокрого асфальта, – высвечивая капли дождя, ставшего заметно меньше: сейчас он всего-навсего слегка моросит. Елена крутит педали, закутавшись в плащ и укрывшись под широкой рыбацкой шляпой, которую ей одолжил Сокас. На лицо попадают капли дождя, но она с удовольствием вдыхает влажный воздух, пахнущий землей, травой, водорослями на песке и соленой морской водой.

Проехав мост и отель «Принц Альфонсо», она останавливается и, опершись о корзинку на раме, смотрит на почти невидимое поле справа и на черный полукруг бухты слева. Плотные тучи, низкие и тяжелые от влаги, совершенно закрывают звезды; Гибралтар, который прячется во мраке из-за войны, в сумерках становится невидимым. Несколько разрозненных световых точек виднеются в конце дороги: у военной базы и у Пуэнте-Майорга. Дальше, у едва различимой береговой линии, сквозь ночной туман и дождь смутно виднеется Альхесирас.

Елена оборачивается и беспокойно вглядывается в темноту дороги, оставшейся позади. Там никого нет; никто ее не преследует. Стараясь сохранять спокойствие, она мысленно пытается расставить все по местам: события, намерения, случайности, риски, новое и неожиданное чувство опасности, недавнее нервное напряжение Самуэля Сокаса и неведомое присутствие того, кто следит за ними; не за доктором, конечно, – это следят за ней. А может, все-таки за ним – ведь он живет в Ла-Линеа, работает на Гибралтаре и часто пересекает границу. Елена долго стоит на дороге, не шевелясь, и старается проанализировать все, что знает о докторе, и все, что, вероятно, ей не известно. Потом размышляет о себе; о том, куда могут привести ее последние поступки. Вызывает ли она подозрения? Как знать, у кого-то на Гибралтаре и вызывает, хотя это кажется ей невероятным или почти невозможным. А вдруг это те самые итальянцы, которые хотят убедиться в ее лояльности, ведь она ничем не доказана и не гарантирована. Убедиться, что Елена не ведет двойную игру.