Намокший плащ ее не согревает, вода попала в резиновые сапоги и намочила трикотажные носки, так что Елена снова с силой нажимает на педали, стараясь согреться. Когда доезжает до забегаловки Антона Шестопала, дождь больше не идет. Она прислоняет велосипед к крыльцу и входит, с удовольствием вбирая в себя запахи теплого закрытого помещения, – пахнет влажными опилками, копченым окороком, людьми и дымом горящих дров. Она здоровается с хозяином, протягивает ему судок, чтобы он положил туда мяса в соусе, и с рюмкой мансанильи в руке ждет у камина, когда подсохнет одежда. В заведении несколько рыбаков, которые не могут из-за непогоды выйти в море, какой-то военный из ближайшей казармы и, как обычно, двое гвардейцев в треуголках и мокрых плащах, с винтовками на плече, согревающихся стаканом вина у стойки.
– Ну и ночка сегодня, донья Елена, – замечает Антон, передавая ей наполненный судок и четвертинку хлеба, завернутую в газету.
На Антоне грязный фартук, рубашка с засученными рукавами, и на правом предплечье старая татуировка с эмблемой Легиона, голубоватая и побледневшая от времени.
– Может, еще наладится, – улыбается Елена.
Он искоса поглядывает на гвардейцев, наклоняется к ней и говорит, понизив голос:
– Хотя для некоторых такое в самый раз.
Она с интересом смотрит на него, и он ей подмигивает. Потом кивает на рыбаков, играющих в карты: у них лица мародеров и бегающий взгляд, от них веет голодом и бедностью. Они ищут места в жизни, зажатые между двумя границами: с одной стороны море, с другой, совсем близко, – британская колония.
– Ночью, если пойдете гулять с собакой, на берег не ходите. Сегодня там лаять ни к чему.
Она сразу же понимает:
– Сегодня там будет работа?
– Да, насколько я знаю… Только другая. Светлый табак с той стороны решетки.
– Рядом с моим домом?
– Как раз напротив.
Елена незаметно показывает на гвардейцев.
– А они? – шепотом говорит она.
– Им тоже нужен свой кусок хлеба с маслом, с благословения Господа, у них тоже семьи имеются. Поэтому в назначенный час они будут патрулировать другую часть берега.
– Живи и дай жить другим, – тихо смеется Елена.
– Особенно хорошо живут те, у кого есть источник снабжения… Но говорю вам, будьте настороже, перед сном не слишком высовывайтесь из дома.
– Сегодня и погода не для прогулок, тебе не кажется?
– Согласен, это точно. Что плохо для одних, то хорошо для других.
– Это правда… Спасибо, Антон.
– Не за что. Обращайтесь.
Через два часа, поужинав, она выпустила собаку побегать в саду, потом, не включая свет в доме, – электричества опять не было, – выкурила сигарету на крыльце, закутавшись в теплый свитер. Бесшумно моросит слабый дождик; ночь мрачна и темна, как небо над бухтой. В доме Арго вдруг начинает лаять, и Елена велит ей замолчать, а сама прислушивается к тишине. Наконец за калиткой мелькают тени людей на берегу и слышатся далекие приглушенные голоса. Потом снова наступает тишина, только капли дождя падают с крыши.
Плохая ночь для одних, вспоминает она. И хорошая для других.
Она докуривает сигарету и бросает окурок в темноту, где он рассыпается искрами. Здесь неплохое место, приходит она к выводу, глядя в темноту ночи. Оно очень подходит для того, чтобы, оглядевшись, еще раз попытаться осмыслить новую картину ее жизни и ее переживаний. Это странное ощущение опасности отнюдь не мешает ей чувствовать себя сильной, спокойной, уверенной в себе, на удивление просветленной. Она уверена в себе, несмотря на всю уязвимость своего положения, и в этом кроется необъяснимый парадокс. Однако предчувствие возможной потери заранее вызывает у нее внутри ощущение пустоты.
И тогда она снова думает о нем, предполагая, что однажды все-таки перестанет о нем думать. О его глазах цвета влажной травы, о его широких плечах, сильных руках и твердом мужском подбородке. О его улыбке, волшебной вспышкой света озаряющей лицо, и о том, что она, Елена, поступила очень глупо, что так его и не поцеловала.
Итальянец.
Она полагала, ей уже никогда не испытать этой душераздирающей тревоги. Страха, начисто лишенного эгоизма, больше не будет в ее судьбе, ни теперь, ни в будущем. Ведь, несмотря на непогоду, а может, благодаря ей главный старшина Тезео Ломбардо, офицер Королевских военно-морских сил, вероятно, опять вышел в бухту, один или с товарищами, и во мраке приближается к невидимым кораблям. При мысли о том, что может произойти несчастье, что она больше никогда его не увидит, что он исчезнет в море под этим небом без звезд, Елена дрожит сильнее, чем от ночного холода.
Наконец она входит в дом, закрывает дверь, зажигает свечу только с третьей спички и вслед за Арго, которая трется о ее ноги, отправляется спать, охваченная чувством одиночества, страхом и надеждой. Она знает, что будет спать плохо, в голове у нее роится множество слов, каких она никогда раньше не произносила, и множество вопросов без ответа.
В ожидании, когда ее победит сон, она думает о том, как было бы хорошо, если бы она умела плакать.
8
Охота на меч-рыбу