В эдикте Теодориха предусматриваются случаи, когда рабовладельцы, желая скрыть свои преступления и опасаясь, как бы рабы под пыткой не разоблачили их, прибегали к незаконным уловкам, чтобы помешать допросу рабов. Так, одним из наиболее распространенных методов устранения чужого раба, который мог бы стать опасным свидетелем, была его покупка. В подобном случае закон предписывал не только расторгнуть акт о продаже и вернуть хозяину стоимость раба, но и произвести расследование против того, кто «таким бесчестным образом его купил» (Е. Theod., 100; ср. Paul. Sent. V, 16.7). Во время этого расследования раб все равно подвергался пытке. Законодательство предусматривало и случаи, когда господа отпускали своих рабов на свободу из страха, что те под пыткой раскроют их преступления. Однако закон предписывал, чтобы расследование все равно состоялось, а раб, даже отпущенный на волю, подвергся пытке (E. Theod., 102; ср. Paul. Sent. V, 16.9).
Вместе с тем последнее постановление показывает, что в известных случаях (не только при государственной измене) рабы действительно могли давать показания против своих господ[98]
. Однако внесение в эдикт Теодориха подобных предписаний отнюдь не свидетельствует о проявлении правовой самостоятельности рабов, как полагают некоторые исследователи[99], ибо для раба привлечение к судебному процессу было всегда связано с унизительнейшей и опасной для жизни процедурой дачи показаний под пыткой[100].Остготское правительство, заимствуя подобные предписания из римского права, исходило прежде всего из государственных интересов, поскольку показания рабов нередко помогали раскрыть преступление.
По сравнению с законодательством других варварских королевств нормами остготского права реже разрешалось обращать в рабство лиц, совершивших преступления, но это делалось отнюдь не из гуманного отношения к рабам: закон стремился оградить свободных от обращения в рабство[101]
.В остготском законодательстве, как и в римском праве, проводится резкое различие в мере наказания за проступки, совершенные рабом и свободным человеком[102]
.Вместе с тем в эдикте Теодориха различалось, совершил ли раб или другой зависимый человек преступление по собственной воле или по приказанию] своего господина. Если преступление было совершено рабом по собственной воле, господам предоставлялось право возместить из своих средств ущерб или же передать дело в суд. Уголовные преступления рабов обычно наказывались по решению суда: тем самым функцию сурового наказания рабов (как и в Поздней Римской империи) принимало на себя государство, несколько ограничивая произвол господ (Cass. Var., I, 36)[103]
.Однако даже в том случае, когда преступление было совершено рабом по прямому приказанию господина, раб все же подвергался жестокому наказанию, в то время как его хозяин, истинный виновник преступления, обычно отделывался лишь денежным штрафом. Так, эдикт Теодориха устанавливает, что если раб или колон по приказанию своего господина нарушил границы чужого поля и уничтожил межевые знаки, то господин наказывается лишь конфискацией третьей части имущества, а сам раб или колон карается смертной казнью[104]
.Крайне жестоко в отношении рабов и другое предписание эдикта Теодориха, гласящее, что раб, если он похитит чужую рабыню или оригинарию с ведома или по приказанию кондуктора, подвергается смертной казни, а кондуктор наказывается как соучастник преступления. Если же похищение произведено с ведома и по приказанию господина, то раб все равно карается смертной казнью, в то время как господин терпит лишь материальный ущерб (имение, из которого происходил похититель, отбирается в пользу фиска)[105]
.Бывали случаи, когда рабовладельцы принуждали своих рабов совершать самые тяжкие преступления. Так, например из статей 77 и 75 эдикта Теодориха можно видеть, что господа нередко использовали рабов для вооруженного нападения на владения соседей и насильственного захвата чужого имущества. Аналогичные данные содержит и статья 109. Закон предписывал в подобных случаях беспощадно наказывать рабов, хотя они являлись лишь орудием выполнения воли господина. Кассиодор рассказывает об одном сенаторе, который приказал своему рабу убить свободного человека. Когда же преступление было раскрыто, ему пришлось во избежание королевской немилости выдать раба для казни и уплатить высокий денежный штраф в 40 либр золота (Cass. Var., I, 30). В большинстве случаев, однако, ответственность господина была значительно меньшей[106]
.