Филарет отмолчался, по известным причинам. Весьма достойным. Потому слово передал внуку Алёше, второму малолетнему царю российскому. Алексей Михайлович подрос, разогнал дядек-воспитателей, что вертелись вокруг него, дивиденды от власти собирая, и стал давать ответы на вопросы князя Рюрика и требования Хартии свобод ООН.
– Первым делом, – сообщил Алексей Михайлович, – я создал «Соборное уложение», коим законодательно и духовно закрепил холопов за их владельцами. Потом это крепостным правом назвали. Этим, подобно «приватизации» и «кредитно-залоговым аукционам», пред вторым миллениумом свершённым, я одарил крепостников-олигархов правом на жизнь крепостного холопа, на соответствующие крепостному праву оплату труда, на жильё и труд. Веру подарил Руси ещё князь Владимир. Так что с этим мне делать было нечего. Я только расколу православной церкви поспособствовал. А со свободой слова на Руси и до, и после меня всегда было просто: мели что хочешь, ежели жить надоело.
– Оттого, – в сильном волнении воскликнул Василий Осипович Ключевский, – ваше правление, Алексей Михайлович, стало «эпохой народных мятежей», недовольство народа достигло огромной силы. «…Мятежи в Москве, Устюге, Козлове, Сольвычегодске, Томске и других городах… бунты в Пскове и в Новгороде… новый мятеж в Москве из-за медных денег… огромный мятеж Разина… возмущение Соловецкого монастыря…» – Увидев, как недовольно морщатся цари, мудрый Ключевский продолжил несколько спокойней: – В этих мятежах резко вскрылось отношение простого народа к вашей, Алексей Михайлович, власти: нет «…и тени не то что благоговения, а и простой вежливости, и не только к правительству, но и к самому носителю церковной власти».
Посол Истории содрогнулся, вспоминая подобные народные настроения в лихие годы смуты и общенациональных трагедий конца первого российского календарного тысячелетия…
Заметив хмурый взгляд Рюрика и взыскательно всматриваясь в виновников трагедий конца двадцатого века, Алексей Михайлович, один из самых долгоцарствующих правителей России, стал оправдываться:
– Страну принял я бедственную, истощённую, чему смута прежняя, раздробленность родовая да немощь военная основные причины. Оттого, по совету Земского Собора, начал я уничтожать местничество, как «Богу ненавистное дело». Следом упразднил разряды служилых людей, особо именитых родов, и укрепил дворянство – сословие с едиными для всех правами и нравами. И военное устройство прежнее отменил, учредил постоянное войско с обученными людьми. Засим издал «Закон о кабаках», первый на Руси в борьбе с пьянством… – Вздохнув, царь добавил: – …излишествующим. И главное, самое главное, я славян объединил, к тому же малой кровью.
Уважительно всматриваясь в царя, своё веское слово вставил историк Сергей Михайлович Соловьёв:
– «В царствование Алексея Михайловича главная цель была достигнута: с присоединением Украины и Малороссии к Московскому государству обе коренные разновидности русского народа были спаяны вместе… Единое сплочённое государство было создано».
– Это был замечательный, хотя и запоздалый шаг славянских народов друг к другу, – молвил Посол Истории, но тотчас огорчился, отметив, что свободы от тирании властей, хоть врозь, хоть вместе, у славянских народов не прибавляется и мятежи против притеснений не сокращаются.
– Я не дал воли Земскому Собору, Думе по-теперешнему, – ответил на «народные мятежи» Алексей Михайлович, – и свернул к своему единодержавию. Создал Приказ тайных дел и стал вершить свои дела в обход всяких соборов-дум. Издавал именные указы и творил ими свой «суд и правду» и преобразования, мне полезные.
Посол Истории ужаснулся несомненному сходству спорных действий правителей страны в середине и в конце текущего тысячелетия. Особо отметил царско-президентские обходы соборов-дум и их заботу о себе любимых. Полистав страницы «Уложения» русского царя из семнадцатого века, посланец Истории сопоставил самые губительные процессы унижения боярского Земского Собора средневековой России с расстрелом избранного народом парламента Российской Федерации и главу «О государевой чести и как государево здоровье оберегать» с Указом о неприкосновенности российского президента двадцатого столетия.
Многие из присутствующих на Вече подняли руки, испрашивая слова. Выше всех вознеслась рука с кепкой. Но провозгласить что-либо пролетарский вождь не успел. В этот миг земля под русским полем загудела раздробленным гулом, а небо над головами участников Веча затмилось тучами чёрной пыли средневекового чернозёма. На часовню и русское поле наезжала бесформенная куча удельных князей предордынских и ордынских времён.