Иудейская война

Если же вы все-таки не решаетесь пренебречь призывами таких людей, вы все же можете, сложив оружие, вступить в город по праву соплеменников и, не считая себя союзниками или врагами, стать для нас судьями. Подумайте о том, сколь выиграют они, те, кто не дал сказать и слова в свою защиту людям взятым без всякого обвинения, если вы будете разбирать их признанные всеми и столь чудовищные преступления. Итак, дайте им пожать плоды вашего прибытия! Если же вы все-таки не разделяете нашего негодования и не желаете быть их судьями, есть еще одна возможность: не становитесь ни на чью сторону, не умножайте наших несчастий, не поддерживайте тех, кто желает погубить столицу. Если же вы все-таки подозреваете, что мы ведем переговоры с римлянами, вы можете держать под наблюдением все входы и выходы, и, если хотя бы одно из этих лживых обвинений подтвердится, тогда вы сможете войти, занять город и наказать тех, чья вина будет доказана. Ведь, поскольку вы находитесь в такой близости от города, неприятель не сможет опередить вас. Однако если ни одно из наших предложений не кажется вам умеренным и благоразумным, не удивляйтесь тому, что ворота города будут закрыты перед вами до тех пор, пока вы держите в руках оружие».

4. Однако речь Йехошуа не произвела на идумеян никакого впечатления. Рядовые воины были в ярости от того, что их тут же не впустили в город, а полководцы пришли в негодование от предложения сложить оружие, ибо считали его равнозначным предложению сдаться в плен. Наконец, с трудом успокоив своих людей, Шимон, сын Катлы, один из их вождей, поднялся на место, откуда первосвященники могли хорошо его слышать, и сказал следующее:

«Нет более ничего удивительного в том, что приверженцы свободы осаждены в Храме, если ворота города, принадлежащего нам всем, заперты перед нашим народом людьми, готовящимися принять римлян и даже, может быть, увенчать ради них ворота города венками. И те же самые люди беседуют с идумеянами с башен и приказывают им сложить оружие, поднятое в защиту свободы! И вы, не доверяющие защиту столицы собственным соплеменникам, еще ожидаете, что мы рассудим ваши разногласия? Вы обвиняете других в казнях без суда, но кто, как не вы сами, присудил целый народ к позору? Ворота этого города всегда были широко открыты перед всяким иноземцем, приходящим сюда для богослужения, а сегодня вы закрыли их перед собственными братьями! Да, конечно, мы примчались сюда лишь затем, чтобы учинить резню, мы спешили развязать братоубийственную войну — мы, которые пришли сюда, чтобы спасти вашу свободу! Я не сомневаюсь, что те, кого вы сейчас осаждаете, нанесли вам точно такое же оскорбление, что вы собрали против них столь же убедительные обвинения. И теперь, когда вы осадили внутри города тех, кто заботится об общем благополучии, когда вы закрыли ворота перед народом, связанным с вами теснейшими узами, и отдаете ему столь оскорбительные приказания, теперь вы еще смеете жаловаться, что находитесь во власти тиранов, и обвиняете в стремлении к захвату власти жертв вашей собственной тирании. Как можно снести ваше притворство, видя, что слова противоречат действительности? Или, быть может, это идумеяне не пускают вас в столицу, не допускают к отеческим святыням? В самом деле, осажденные в Храме заслуживают порицания. Хотя у них и достало мужества покарать предателей, тех самых, которых вы, из-за своей близости к ним, называете «знатными мужами, пятыми безо всякого обвинения», они не начали с вас и не отсекли заблаговременно наиболее жизненные органы этого предательского заговора. Но если нужда и заставила их проявить слабость, мы, идумеяне, защитим обиталище Бога и выступим на борьбу за нашу общую родину, оградив ее как от внешнего, так и от внутреннего врага. При полном вооружении мы будем оставаться здесь, перед стенами города, до тех пор, пока римляне не устанут возиться с вами или же вы сами не раскаетесь и не перейдете на сторону свободы».

5. Идумеяне встретили эту речь громогласным одобрением, Йехошуа же удалился в отчаянии, что их укротить невозможно и что враги угрожают теперь городу с обеих сторон. Однако и идумеяне не были спокойны: они разъярились оттого, что их силой не пустили в город, а то, что зелоты, которые, как казалось, были в сильном положении, не оказывали им никакой помощи, привело идумеян в такое смущение, что многие из них уже раскаивались в том, что пришли. Однако позор безрезультатного возвращения был сильнее сожалений, и потому они продолжали оставаться на том же месте перед стеной, с большим неудобством расположившись под открытым небом. Но ночью разразилась невиданная буря: свирепствовал ураган, дождь лил потоками, беспрестанно сверкали молнии и удары грома были столь устрашающи, что земля сотрясалась от гула. Это потрясение всего порядка вещей совершенно определенно предвещало гибель людям, и никто не сомневался, что все это — знамения беды.