Иудейская война

6. Идумеяне и горожане думали об одном и том же: идумеяне чувствовали, что Бог гневается на них за их поход и что они не избегнут кары, подняв оружие против столицы, Ханан же и его люди были убеждены, что победили без боя и Бог ведет войну вместо них. Однако это истолкование оказалось далеко от истины: они предсказывали врагам участь, которая должна была постигнуть их самих.

Итак, идумеяне, сбившись в кучу, согревали друг друга теплом своих тел и, сомкнув щиты над головой, пытались защититься от потоков дождя. В это самое время зелоты, беспокоясь о них больше, чем о своей собственной судьбе, собрались, чтобы обсудить, можно ли как-нибудь им помочь. Горячие головы настаивали на том, чтобы силой пробиться через ряды охраны, ворваться в город и у всех на глазах открыть ворота перед союзниками: неожиданность нападения, говорили они, повергнет в растерянность часовых и заставит их отступить, тем более что многие из них без оружия и не имеют военного опыта, войску же горожан будет нелегко собраться, потому что все они сидят по домам, укрываясь от бури; если же это и сопряжено с опасностью, то долг зелотов — пойти на все, лишь бы не быть безучастными свидетелями того, как такое огромное войско гибнет из-за них столь жалким образом. С другой стороны, более благоразумные возражали против применения силы, указывая на многочисленность охраны и на то, что из-за прихода идумеян город тщательно охранялся; они также полагали, что Ханан присутствует повсюду и ежечасно совершает обход часовых. И в самом деле, в другие ночи дело обстояло именно так, однако в эту самую ночь все было иначе — и не из-за беспечности со стороны Ханана, но потому, что судьба предопределила гибель ему и всей его страже. Именно она на исходе ночи и в самый разгар бури навела сон на охранявших колоннаду часовых и надоумила зелотов взять из Храма пилы и перепилить засовы на воротах, тогда как рев ветра и непрестанные громовые раскаты заглушали шум их работы.

7. Итак, они потихоньку выбрались из Храма и подошли к стене, где, пустив в ход те же самые пилы, отворили ворота перед идумеянами. Сначала, думая, что на них напали Ханан и его люди, те в испуге схватились за оружие, однако очень скоро признали зелотов и вошли в город. Ярость их была такова, что, поверни они в город, ничто не спасло бы от гибели всех жителей, однако они спешили прежде всего снять осаду с зелотов, ибо впустившие их умоляли не забывать, что те, на помощь кому они прибыли, находятся в отчаянном положении, да и сами они могут оказаться в немалой опасности. Ведь после снятия охраны Храма идумеянам легче будет напасть на город, если же они направятся туда немедленно, то горожане, узнав о случившемся, соберут войско и отрежут все подступы к Храму.

V

1. Убежденные этими доводами идумеяне, пройдя городом, поднялись к Храму, где мучимые неизвестностью зелоты с нетерпением ожидали их прибытия. Когда идумеяне появились внутри Храма, зелоты, воспрянув духом, вышли за внутреннюю стену и вместе с идумеянами напали на часовых. Некоторые из находившихся впереди были заколоты еще спящими, однако крики проснувшихся подняли на ноги всю охрану, и, схватившись за оружие, те, еще совершенно растерянные, бросились отражать нападение. Сначала, думая, что им противостоят одни только зелоты, они, полагаясь на свой численный перевес, были полны уверенности в себе, но при виде подкрепления, прибывающего к зелотам извне, поняли, что в город вторглись идумеяне. Тогда, потеряв надежду, большинство бросило оружие и предалось стенаниям, и только некоторые из молодежи остались при оружии и стойко выдерживали натиск идумеян, долгое время прикрывая собой более слабых.

Криками они давали знать людям в городе о своем отчаянном положении. Однако когда стало известно о вторжении в город идумеян, никто не осмелился прийти на помощь, горожане лишь откликались бесполезными криками и стонами, да повсюду раздавался громкий плач женщин, близкие которых находились среди охраны. Одновременно зелоты и идумеяне издавали боевой клич, а буря делала доносившийся со всех сторон шум еще более устрашающим.

Дикие и кровожадные от природы, идумеяне не щадили никого и, жестоко пострадав от бури, вымещали свою ярость на тех, кто не пустил их в город. Они не делали различия между умолявшими их о пощаде и упорствующими в защите и пронзали мечами многих, напоминавших им об узах крови или заклинавших не осквернять общий для них Храм. Не было ни пути к бегству, ни надежды на спасение — все оттеснены в одно место и отрезаны, отступать некуда, и убийцы следуют по пятам. В этом безвыходном положении, теснимое врагами большинство бросалось с кручи вниз в город, избрав, как мне кажется, участь еще более достойную жалости, нежели та, которой они избежали. Весь Внешний Храм был затоплен кровью, и солнце, взойдя, осветило 8500 трупов.