Иудейская война

5. Когда Цезарю стало известно об этом беззаконном преступлении, он решил было оцепить виновных всадниками и закидать копьями, и удержало его от этого лишь то, что слишком многие были замешаны, так что число подлежащих наказанию намного превышало число умерщвленных. Потому он созвал предводителей союзников вместе с начальниками легионов (поскольку кое-кто из римлян тоже участвовал в преступлении) и излил свое негодование как на тех, так и на других. «Возможно ли, — воскликнул он, — чтобы ради случайной прибыли кто-то из моих воинов решился на такое злодеяние, не устыдившись своего собственного оружия, тоже сделанного из золота и серебра?!» Арабам же и сирийцам он сказал: «Вы, участвуя в этой чужой для вас войне, сначала даете свободу своим необузданным страстям, а затем делаете римлян ответственными за вашу зверскую жестокость и ненависть к евреям. Вот уже и теперь некоторые из моих воинов стали причастны вашей дурной славе». Союзникам он пригрозил, что всякий, кто еще раз осмелится на подобное преступление, будет караться смертью, начальникам же легионов приказал, чтобы подозреваемые в участии в этом деле были разысканы и приведены к нему.

Но поистине корыстолюбие пренебрегает любым наказанием, и человеку врождена столь сильная и непреоборимая страсть к наживе, что ни одна другая не может соперничать с нею. Правда и то, что все страсти так или иначе имеют пределы и могут быть обузданы страхом, и не кто иной, как сам Бог осудил этот народ на совершенную погибель и закрыл ему все пути к спасению. Ибо как иначе можно объяснить, что столь суровый запрет Цезаря был нарушен и насилие над перебежчиками продолжало совершаться втайне? Ведь чужеземные союзники встречали и убивали беглецов еще до того, как они появлялись на виду у остальных, и, остерегаясь, чтобы не быть замеченными кем-нибудь из римлян, потрошили их, извлекая из внутренностей мерзостную добычу. Впрочем, золото было найдено только в немногих, большинство же пало жертвой тщетных надежд. И вот страх перед подобной участью явился причиной того, что многие из перебежчиков возвратились назад.

6. Между тем Йоханан, когда отнимать у народа было уже нечего, обратился к святотатственному грабежу. Именно он отдал на переплавку множество храмовых приношений и употреблявшейся в богослужении утвари, чаш, блюд и столов, не воздержавшись даже от сосуда, присланного в дар Августом и его супругой. Римские правители во все времена почитали Храм и умножали его великолепие, и не кто иной, как еврей, расхитил теперь дары чужеземцев! Приближенным своим он говорил, что то, что принадлежит Богу, можно безбоязненно использовать на угодные Богу цели, и тем, кто сражается за Храм, дозволено брать из него средства к существованию. По той же причине он опустошил и запасы священного вина и масла, хранимые священниками во Внутреннем Храме для окропления жертв всесожжения, и разделил их среди толпы, которая без малейшего трепета израсходовала эти запасы на умащение и питье. Я не смогу обойти молчанием того, о чем мне велят сказать мои чувства; я полагаю, что если бы римляне помедлили с наказанием этих нечестивцев, то или земля разверзлась бы под городом, или бы его поглотил потоп, или бы он, подобно Содому, был бы поражен молнией, ибо он произвел на свет поколение гораздо более безбожное, чем те, которых постигли все эти кары, поколение, безумие которого повлекло за собой гибель всего народа.

7. Но к чему перечислять по порядку все бедствия? Как раз в эти дни к Титу перебежал Маноах, сын Эльазара, рассказавший, что через одни только ворота, к которым он был приставлен, между 14-м днем месяца Ксантика, когда римляне встали лагерем перед городом, и 1-м днем месяца Панема было вынесено 115 880 трупов! И все это — только трупы бедняков. Ведь Маноах был там не начальником стражи, а лишь выдавал деньги на погребение за счет общественной казны и потому поневоле вел счет мертвым. Остальных хоронили родные и близкие, и все погребение состояло в том, что тела выносились за город и там попросту выбрасывались. После Маноаха к римлянам перебежало еще немало видных граждан, и по их сообщениям всего за ворота было таким образом выброшено не менее 600 000 бедняков. Что же касается остальных умерших бедняков, то их число не поддается определению. Когда же (так рассказывали они) уже не было сил выносить трупы неимущих, то их стаскивали в самые большие дома и там запирали. Мера зерна продавалась за талант, а когда город был обнесен стеной и стало нельзя собирать и зелень, некоторые дошли до того, что рылись в сточных канавах и засохшем коровьем навозе, выискивая хоть что-то пригодное для еды. Короче говоря, то, на что люди прежде не могли даже смотреть, теперь стало для них пищей.

Римляне, только слыша обо всем этом, испытывали сострадание; мятежники же, видевшие все собственными глазами, и не думали раскаяться, и в конце концов эти бедствия распространились и на них самих. Все это произошло потому, что они были ослеплены уже представшим перед городом и перед ними самими роком.

Книга шестая

I