1. Итак, по мере того как мятежники все более ожесточались вследствие неудач и голода, косившего теперь не только народ, но и их самих, бедствия жителей Иерусалима усугублялись день ото дня. По всему городу громоздились груды трупов, являвшие собою ужасающее зрелище, распространявшие тлетворный запах и мешающие тем, кто отправлялся на вылазки. Словно переходя после кровавой брани, они вынуждены были ступать по трупам. Однако, двигаясь таким образом, мятежники не испытывали ни стыда, ни сожаления, равно как не подозревали, что подобное надругательство над умершими заключает в себе зловещее предзнаменование для них самих. Руки их были осквернены братоубийством, они же рвались в бой с чужеземцами, не иначе, думается мне, как затем, чтобы упрекнуть Божество за промедление в исполнении над ними Своей кары, ибо причиной их воинственного пыла была теперь уже не надежда на победу, но одно лишь отчаяние.
Что же касается римлян, они, несмотря на то что доставка леса была сопряжена с большими трудностями, завершили возведение валов в течение двадцати одного дня. Все окрестности города в окружности 90 стадиев были, как я уже говорил ранее, совершенно оголены. Подобно самому городу, вся область являла собой удручающее зрелище — там, где прежде радовали глаз деревья и сады, не было теперь ничего, кроме бесплодной, голой пустыни. При виде этого опустошения те из чужестранцев, кто знавал прежнюю Иудею и помнил всю красоту иерусалимских предместий, не могли сдержать скорби и сетований по поводу постигшей ее перемены. Война до такой степени истребила всякий намек на прежнюю красоту, что если бы здесь вдруг возник кто-то из знавших эту местность прежде, то он не только не понял бы, где находится, но и, стоя перед самым городом, все еще продолжал бы искать его.
2. Завершение строительства валов породило одинаковый страх как в римлянах, так и в евреях. Евреи предвидели, что если им не удастся сжечь и эти валы, город неизбежно падет, римляне же осознавали, что на этот раз с потерей валов они лишатся и надежды на взятие города. В самом деле, и леса достать было уже больше неоткуда, да и сами воины были изнурены как телом — от постоянных трудов и усилий, так и душой — от следовавших одна за другою неудач. И даже бедствия осажденных способствовали скорее упадку духа среди римлян, нежели в стане их противников. Ведь осажденные, вопреки всем своим страданиям, нисколько не смягчились духом, но всякий раз обращали надежды римлян в прах, осиливая их валы своими кознесплетениями, их осадные орудия — крепостью своих стен, их искусство в ведении боя — своей отчаянной отвагой. Но самое главное — обнаружив в евреях силу духа, превозмогающую и раздор, и голод, и войну, и все неисчислимые бедствия, римляне начали считать, что их нападения неотразимы, а их стойкость — неколебима. «На что только, — стали задаваться они вопросом, — на что только не были бы способны эти люди, если бы им благоприятствовала судьба, раз даже бедствия только прибавляют им силы?» И вот по этой-то причине римляне еще более усилили охрану валов.
3. Люди Йоханана в Антонии одновременно и предпринимали меры на случай падения стен, и, предугадывая установление таранов, нападали на осадные сооружения римлян. Но на этот раз их предприятие не увенчалось успехом; выступив с факелами в руках, они потеряли надежду на удачу еще до того, как достигли валов, и повернули вспять. Прежде всего они, судя по всему, не имели единого и согласованного плана действий, ибо выступили разрозненными группками, неодновременно, неуверенно и со страхом — короче говоря, отнюдь не по-еврейски. Ведь все то, что отличает этот народ, на сей раз отсутствовало почти совершенно, именно: отвага, безудержный порыв, всеобщий стремительный натиск и способность не поворачивать вспять, несмотря на потери. В то время как решимость евреев была ослаблена, противодействие римлян оказалось сильнее обыкновенного. Они повсюду так плотно прикрывали насыпи своими телами и вооружением, что не оставалось даже места, куда мог бы проникнуть огонь, и каждый был полон решимости не двигаться с места даже под угрозой смерти. Ведь, не говоря уже о том, что сожжение и этих сооружений было равнозначно крушению всех их надежд, римляне трепетали от стыда при одной мысли о том, что и на этот раз хитрость одержит верх над доблестью, безумная отвага — над военным искусством, численность — над опытностью, иудеи над римлянами. Наконец, им оказывали содействие и метательные орудия, снаряды которых достигали нападавших, каждый упавший служил препятствием для двигавшегося за ним, и опасность, с которой было сопряжено продвижение вперед, ослабила решимость. Уже находясь в поле обстрела, евреи отступили до того, как завязался бой, — одни, будучи устрашенными образцовым порядком и тесной сплоченностью рядов неприятеля, другие же вследствие ран, нанесенных им вражескими копьями. В конце концов они, так ничего и не добившись, отступили, осыпая друг друга упреками в трусости. Эта попытка имела место в 1-й день месяца Панема.