Устраняя либо принуждая к послушанию тех своих союзников или попутчиков, которые отклонялись от заданного курса, и опираясь на более прочных или более послушных последователей в рядах НФЮ, коммунистическое руководство во второй половине 1940-х годов еще в течение некоторого времени использовало фигурировавшие внутри Фронта партии главным образом с тактической целью камуфляжа и влияния на какие-то группы населения. В ряде случаев в коммунистических верхах опасались совсем и сразу отказаться от такой практики даже тогда, когда их союзник не обладал на самом деле влиянием на массы, как, к примеру, было констатировано в начале 1947 г. в отношении ХРКП105
.Но постепенно использование упомянутых партий все больше прекращалось. И как раз 1947 г. был в этом смысле до известной степени рубежным. Тем более что, скажем, в той же ХРКП среди некоторых ее деятелей стали возникать случаи недовольства курсом и «отпадения» от партии или изгнания из нее106
. С 1947 г., когда был открыто провозглашен курс КПЮ на «строительство социализма», существование других партий внутри НФЮ не только окончательно становилось чисто символическим, но и быстро сходило на нет. Никаких решений об их роспуске не принималось, просто их функционирование, а точнее функционирование их камуфляжных структур переставало поддерживаться, и они исчезали с политическо-пропагандистской сцены. Хотя своеобразные следы некоторых из них в течение еще нескольких лет оставались в виде продолжавших выходить их прежних газет. Например, газета «Република», прежний орган ЮРДП, издавалась до 1956 г., а прежний орган ХРКП газета «Слободни дом» выходил даже до 1963 г.107 Но ни этих, ни других партий уже давно не было.Наряду с ликвидацией всяких остатков квазимногопартийности, составной частью усилий власти, направленных на жесткую унификацию в политической сфере, явились меры по всемерному ограничению роли такого влиятельного общественного института, как церковь, и по ее фактическому подчинению правящему режиму. Это касалось, в сущности, всех церковных образований мультиконфессиональной Югославии, но прежде всего – трех ведущих церквей, к которым принадлежало наибольшее число верующих в стране: православной, католической, мусульманской.
Такой курс, помимо своей обусловленности стремлением власти к монопольному политическому господству, чрезвычайно усиливался той взаимной враждебностью, которая еще со времени войны сложилась между движением, руководимым КПЮ, и церковными иерархиями упомянутых ведущих конфессий. В основе враждебности лежали две главные причины. Первая заключалась в прямом столкновении коммунистического радикальноагрессивного атеизма и столь же яростно противостоявшего ему антиатеизма, как и вообще антикоммунизма церкви. Хотя это столкновение лежало в доктринальной плоскости, оно воплощалось в конкретной общественной практике, в направленности пропагандистской активности каждой из сторон друг против друга, изначально предопределяя позиции коммунистов и церкви как идеологическо-социальных антиподов. Второй причиной враждебности, тесно связанной и переплетавшейся с первой, являлась противоположность непосредственных политических ориентаций, которые в условиях захвата и раздела Югославии государствами «оси» были избраны КПЮ и руководимым ею движением, с одной стороны, и каждой из упомянутых ведущих церквей – с другой.