Югославия в XX веке. Очерки политической истории

Таким образом, Белград, до того, как правило, подчинявшийся иерархии отношений внутри «социалистического лагеря», на сей раз, исходя из своих конкретных интересов, стал действовать вопреки советским указаниям. Это сочеталось со сделанным на расширенном заседании Политбюро ЦК КПЮ 1 марта более общим выводом о том, что СССР не хочет считаться с интересами Югославии, как и других «народных демократий», стремится навязать им свои устремления, оказывает давление. В качестве примера такого давления расценивалось в частности то, что с конца января – начала февраля 1948 г. советской стороной, вопреки первоначальным обещаниям, стало тормозиться решение вопросов о новых советских поставках вооружений для югославской армии и о дальнейшем развитии торгово-экономического сотрудничества. На заседании было решено ориентироваться в развитии экономики и укреплении армии на собственные силы⁴⁸.

Член Политбюро ЦК КПЮ, министр финансов Сретен Жуйович, и прежде не раз сообщавший послу СССР о происходившем на заседаниях политбюро⁴⁹, подробно информировал Лаврентьева о заседании 1 марта (на заседании 19 февраля он не был), а тот сразу же послал донесение в Москву⁵⁰. Для Кремля югославская позиция представляла собой недопустимый вызов советскому господству в «социалистическом лагере». В шифровке, направленной 7 марта Лаврентьеву, Молотов поручал передать Жуйовичу благодарность ЦК ВКП (б) за разоблачение, как формулировалось в телеграмме, «мнимых друзей Советского Союза из югославского ЦК»⁵¹.

В югославской историографии и мемуаристике 1950-1980-х годов дело рисовалось так, что уже сразу после совещания 10 февраля 1948 г. его югославские участники почувствовали резкую отчужденность, если не враждебность, с советской стороны, а Молотов при подписании 11 февраля советско-югославского протокола о взаимных консультациях был нарочито груб с Карделем, так что тот даже не мог побеседовать с ним⁵². Таким изображением создавалось впечатление, что в советских верхах еще тогда запрограммировали конфликт с Белградом. Но из архивных документов выясняется, что, наоборот, 11 февраля между Карделем и Молотовым была беседа, во время которой, помимо вопросов экономического и военного сотрудничества, югославский представитель сообщил о желании Тито приехать в марте или апреле в Москву, чтобы устранить недоразумения, возникшие в связи с Албанией. 13 февраля, встретившись с Карделем вновь (об этом югославы вообще не упоминали), Молотов сказал о положительном отношении Сталина к приезду Тито, а также о том, что рассмотрение вопросов военноэкономического сотрудничества, в которых были заинтересованы югославы, будет продолжено⁵³.

Обращает на себя внимание и другое. 23 февраля в Белграде, беседуя с Лаврентьевым, Джилас выразил недоумение, почему в СССР не издан доклад Тито на II съезде Народного фронта Югославии. И спросил, не вызвано ли это советским несогласием с некоторыми положениями доклада⁵⁴? Возможно, югославы что-то узнали о донесении советского посла по поводу этого доклада. Получив телеграмму Лаврентьева о вопросе, который был задан Джиласом, Отдел балканских стран МИД СССР с санкции заместителя министра Зорина, участника совещания 10 февраля, обратился в начале марта в Госполитиздат с предложением срочно включить упомянутый доклад Тито в сборник его статей и речей, который тогда готовился в переводе на русский язык к печати⁵⁵. Все это должно свидетельствовать, скорее, о том, что Москва, стремившаяся добиться от Белграда подчинения своим требованиям, не была тем не менее запрограммирована на конфликт с Тито.

Но поступившая от Лаврентьева информация Жуйовича резко меняла ситуацию. А 9 марта Лаврентьев телеграфировал в Москву о новом «криминале»: вопреки существовавшей до того практике, в Экономическом совете Югославии отказались давать советскому торгпреду служебные данные об экономике страны⁵⁶. Согласно последующим югославским объяснениям, торгпреду не отказали, а лишь адресовали выше – в ЦК КПЮ или правительство⁵⁷. В сообщении посла об этом не упоминалось, а делался вывод, что отказ «отражает изменения» в отношении югославских руководителей к СССР⁵⁸.