«Мы обстоятельно изучили материалы, – продолжил Хрущев, – на которых основывались тяжкие обвинения и оскорбления, выдвинутые тогда против руководителей Югославии. Факты показывают, что эти материалы были сфабрикованы врагами народа, презренными агентами империализма, обманным путем пробравшимися в ряды нашей партии». Выразив «глубокую убежденность, что период, когда отношения были омрачены, остался позади», советский лидер заявил о готовности «сделать все необходимое, чтобы устранить все препятствия, мешающие полной нормализации отношений между нашими государствами, укреплению дружественных отношений между народами». Говоря «о достигнутых определенных успехах в нормализации», он выразил уверенность в том, что предстоящие переговоры приведут «к развитию и укреплению» политического, экономического и культурного сотрудничества. Была названа и цель приезда делегации, имеющей полномочия от Президиума Верховного Совета и ЦК КПСС, – «по-братски обсудить все назревшие вопросы».
Вопреки договоренности, достигнутой еще после обмена первыми письмами в 1954 г., Хрущев, читая подготовленную речь, назвал прибывшую делегацию «представителями КПСС», считающими «желательным установление взаимного доверия между нашими партиями». Далее он еще усилил «партийную составляющую» визита, заявив о готовности «сделать все возможное для установления взаимопонимания между КПСС и СКЮ на основе учения марксизма-ленинизма». Выступая сначала в роли государственного деятеля, Хрущев за время чтения речи вошел в образ лидера мирового коммунистического движения. Он завершил ее несколькими штампованными лозунгами, в том числе о «братской дружбе и тесном сотрудничестве народов Советского Союза и Югославии».
Поведение Тито по окончании выступления лидера советских коммунистов было столь же театральным и не менее эффектным. «Все хорошо понимают по-русски. Перевода не требуется», – остановив переводчика, бросил окружающим югославский лидер и «величественным жестом» пригласил гостей к автомашинам10
. Об ответном слове никто и не вспомнил. Свою версию восприятия Тито выступления Хрущева дал и некогда официальный биограф югославского лидера В. Дедиер: «Во время речи Хрущева, Тито никак себя не проявил. Выражение его лица оставалось ледяным. По сути, он был неудовлетворен тем, что сказал Хрущев. В особенности его позицией относительно причин конфликта. Когда Хрущев завершил выступление, его ожидал неприятный сюрприз: Тито остался холоден и вообще ему не ответил»23.Разъяснение смысла публичного выступления главы советской делегации требовалось прежде всего представителям ФНРЮ за рубежом. В депешах внешнеполитического ведомства Югославии, направленных в зарубежные миссии утром следующего дня, указывалось, что сказанное Хрущевым не было согласовано с югославской стороной и является позицией советского правительства, за которую «мы ответственности не несем, и она лишь осложнит успешное проведение переговоров в Белграде». В Госсекретариате по иностранным делам считали, что это заявление и по сути, и по форме изложения выявило «амбиции, которые основываются на нереальной оценке нашей позиции». «Этот подход, как и любая пропаганда подобного рода, – отмечалось в депеше, – будет иметь плохие последствия для них, так как факты выявят его лживость». Установка Белграда была однозначна: «Сегодня, еще больше чем когда-либо, смешно говорить о всемогуществе русских и нашей слабости. Именно сейчас видно, что наша страна, оказавшаяся в начале столкновения в значительно более слабом положении, вышла победительницей из борьбы, продолжавшейся семь лет». Телеграмма излучала уверенность в том, что «в странах восточного блока и компартиях западных стран выступление Хрущева будет иметь огромный, неблагоприятный для руководителей СССР отклик»24
.Откровенный обмен мнениями во время встреч 27–28 мая во многом помог обеим сторонам терпимее отнестись к позициям друг друга и их интерпретациям. При разъяснении действий югославского руководства в вопросах внешней и внутренней политики в последние годы советскую делегацию подкупило высказывание Тито о собственной революционной деятельности и идеалах, которые он не продаст за деньги, прозвучавшее в ответ на недавние обвинения в продаже Югославии Западу. «Меня и дьявол не заставил бы идти к другой системе… Я считаю себя составной частью идеи марксизма-ленинизма», – подчеркнул югославский лидер25
.