Юлий Даниэль и все все все

На том алфавит обрываю, поскольку на последнем пункте мне совершенно необходимо остановиться. Песни Булата витали в воздухе. И мы ловили их как бог пошлет. Асаркана это не устраивало. Нужно было ввести стихию в систему. Начиналось все с того же «Артистического», где уже наметился кое-какой ритм единения с помощью Асарканьего сахара, но…

Но вдруг позвонил Асаркан!

Вдруг. Неожиданно. Мне. (А я еще стеснялась его ужасно, он только пару раз бывал у нас дома, в первый раз принес грозный обрывок плаката: «Берегись голых и оборванных», слово «проводов» купировано за ненадобностью, и вот – звонок):

– Мы в кафе «Артистическое», Булат пел, но не разрешили, мы едем к вам.

Боже, Булат! А в доме ничего нет, срочно вызываю подругу, сооружаем скромный ужин на четверых, Асаркан с Окуджавой, мы с Галей Кузиной… Звонок в дверь, они входят, Асаркан с Булатом, Булат с гитарой – но!

Но дверь за ними не собирается закрываться, напротив. Гостеприимно распахнувшись, она впускает толпу. Да, толпу, так бывает только во сне. Уводя Булата, Асаркан пригласил всех, кто был в кафе, следовать за ними, они и последовали. Посетители «Артистического» к вечеру порядком набрались и мгновенно распространились по квартире. Кто-то расположился поспать, кто-то открыл холодильник, выражая законное недовольство скудостью содержимого, какая-то пара закрылась в ванной, очевидно принимать душ. Не могу сказать, что кто-либо был неучтив ко мне, меня просто никто не заметил. Была у нас в квартире маленькая комната с неприметной дверью, туда и схоронились Асаркан, Булат, Галя и я. Прочие нас не хватились. Булат был раздосадован сокращением аудитории, но пел. Слушая его первый раз в жизни, я все же краем сознания тревожилась, как они все из дома уберутся, да и уберутся ли когда-нибудь. Хорошо, что Павлик с бабушкой уехали в Киев, у бабушки сердце, ну и так далее. Нет необходимости сейчас вспоминать, кто положил конец этому благородному собранию, гудящему по всей квартире, достаточно сказать: никак не Асаркан.

Думаете, я после этого вечера перестала его чтить? Нет, конечно. Тем более что он приносил в дом, да и не только в наш, много хорошего. А кто одарил моих родителей негритенком, если не он? Ну да, он у них в Киеве бывал, приводил своих гостей, однажды, когда в Киеве оказалась и я, поехал со мной в дальнее село Городжив, где полулегально играли вертепное действо, а в другой раз привез из Москвы огромный стеганый куль, содержащий внутри младенца, был младенец коричневый, лакированный, как антикварный африканский божок. Вообще-то это была девочка, Джулиана Иси, Исишка, если по-нашему. Что ж сегодня вспоминать, где он это сокровище добыл, важно, как он безошибочно младенца пристроил. Он, видевший каждого насквозь, понял мгновенно – моих родителей, маму и отчима, можно осчастливить, одарив экзотическим младенцем. О том, как повезло Исишке, говорить излишне.

Асаркан и дети – тема особая. Вот он и мой Павлик отправляются во Львов, к Сереже Данченко[20], там они и будут находиться, пока я буду в Праге. Прага! Моя первая заграница, первая Пражская Квадриеннале, но главнее – Прага! Порог[21] – Майринк – Кафка…

– До свидания, я скоро, не скучайте.

Да кто, собственно, собирался скучать – им некогда, они оба по уши погрузились в город Львов. Возвращению обрадовались: у них был готов сценарий вождения по улицам Львова. Но я на беду была переполнена Прагой, так что мы едва не поссорились.

Потом ссора все же случилась. Вернее, так: он все-таки поссорился. Оказалось, он был не только лучшим другом на свете, ссорился он тоже лучше всех. Это было ужасно.

Я подумала – навсегда. Так оно и оказалось. То, что в новые времена наметилось кое-какое общение, не считается. И то, что Павел у него гостил там, в Америке, не считается тоже, это ведь он с Павликом помирился, а не со мной, да с Павлом они и не… Ох, надоело! Что же поделаешь, нет, так нет, – как вдруг из Чикаго пришла посылка. И ни строчки незабвенным почерком, и обратный адрес никакого отношения к нему не имел. В коробке же были глиняные индейцы.

Оказалось: сюжет. Некая скво на коленях и в шали, некий Синопа – маленький индеец прикручен к доске, некие вожди в перьях и с трубками мира, поди узнай волхвов. Рождество это, вот что.

А как он там у себя, на родине индейских племен, узнал, что меня все глубже затягивает вертеп – мистерия Рождества? Загадка. Тайна, проще говоря. В те три телефонных разговора, что у нас случились, до трубки мира дело не дошло.

Сочельник. Вынимаю из корзины коллекцию всемирных вертепчиков. Расставив Асарканьих индейцев, мой правнук Мирон вступает в диалог с волхвами, один говорит ему:

– О, бледнолицый брат мой…

Нас разлучило при жизни на столько лет, что весть о смерти ничего не изменила.

* * *

Если когда-нибудь появится какая-то немыслимая энциклопедия, например «Московская интеллигенция 1960-х–1970-х годов», и если меня там упомянут – уверяю, будет так: «Уварова И. П. Роман с Асарканом (см. Асаркан А. Н.)».