Юность

— Знаешь, он, по-моему, решил проучить меня за свои страхи и воспользовался моей самоуверенностью, плюс непомерная наглость и запредельная ловкость. Он поспорил со мной на грош, на медный грош, что убежит от меня второй раз. Представь себе — в лицо заявил, что сбежит, и мало того, предлагает поспорить на грош, мать его, на медный грош. А вокруг нас десяток гвардейцев, что не сводят с него взгляда ни на мгновение. Я и повелся, как мальчишка, согласился и даже рукопожатием подтвердил наш спор. Ты представь себе, он нас специально, оказывается, в воротах остановил перед самой каретой. Так вот, когда я пожал ему руку, он сделал то, чего меньше всего от него ожидали. Я думал, он попытается взять меня в заложники и так вырвется. Ан нет, он опять переиграл меня. Я левой рукой взялся за ножны, чтобы он не смог вытащить кинжал, а он схватил меня за голову и запрыгнул, используя мою руку, что лежала на кинжале, как ступеньку, на перекладину ворот.

— Ну, и что было дальше? Рассказывай, не томи, — произнес император, не выдержав затянувшейся паузы.

— Что-что… Мои орлы ощипанные среагировали так, как и положено. Сбили нас с ног, а точней, меня сбили и прикрыли собой, а он с перекладины ногами прыгнул с громким криком «Спарта», сбил извозчика, что сидел с раскрытым ртом, и, завладев вожжами, погнал экипаж в галоп. Правда, проехав совсем немного, остановил лошадей и спокойно уселся около экипажа, как будто ничего не случилось.

— Он, надеюсь, живой? — с тревогой в голосе спросил император.

— Скажу честно, в первое мгновение я хотел его спалить вместе с каретой и лошадьми. Потом успокоился и всю дорогу обдумывал все, что произошло. Знаешь, это не он утер мне нос, это боги показали, что я не всесилен. Без помощи богов он не смог бы все это провернуть. Я сам себя обманул. А вот эта монетка послужит мне напоминанием, я из нее сделаю перстень, простой медный перстень. Как в песни поется, рыцарем не надо слыть, им надо быть. Да, и насчет медной монетки с размером с орка. Это был намек богов на мое эго.

— Ты точно решил поставить этот памятник посредине площади? — с сомнением в голосе спросил император своего брата.

— Да. Но я не совсем сбрендил, уже оплатил уличным актерам представление. Они будут показывать, как Грошик водит за нос имперского капитана, все мои агенты сейчас усиленно распускают слухи о том же самом, а я, такой весь из себя благородный, заступился за народного героя и не позволил его преследовать. Вот такие вот дела брат. Наливай по последней, и баста. Мне еще за ним следить и разгребать все, что он натворит.

— Ты думаешь, натворит? — Я не думаю, я уверен, — решительно произнес брат императора и залпом выпил. — Честь имею! — отчеканил он и, развернувшись, ушел четким строевым шагом.

****

Всю дорогу меня инструктировали, как себя вести во дворце, как кланяться королю, а как вельможам. На что я возразил, что я орк, гордый черный орк, а орки ни перед кем не гнут спину, так меня предки учили, и не мне менять орочьи обычаи. Особенно когда они совпадают с моими желаниями, а точнее, нежеланием стоять на коленях.

Сам дворец меня поразил красотой и пышностью. При этом мне надо было показывать, что я хоть и умный, но ничего толком не видавший черный орк. Меня провели в центральный зал и показали реликвию императорской семьи, которую охранял десяток черных орков. Вот где мощь и стать орочьего народа. При виде них у меня от восхищения аж дух захватило, а затем от негодования. Эти редиски на меня смотрели, как на какашку с ножками, такого презрения в глазах я еще не видел ни от кого и никогда. Каких сил мне стоило не плюнуть в эти зенки, но я сдержался из последних сил.

— В конце концов, мне с ними детей не крестить, а их проблемы — это их проблемы, и пока меня не касается — мне фиолетово все, что они думают, — тихо произнес я сам для себя, выравнивая дыхание. А затем мне предстояло снова замереть с открытым ртом.

Реликвией империи оказалась офицерская форма, а точнее, белогвардейская форма офицера со всеми атрибутами, начиная от портупеи с кобурой и шашкой (или шпагой, я в них не разбираюсь). На кителе красовались кресты, а на фуражке — кокарда с двуглавым орлом, и блестели пуговицы с таким же символом. Все это аккуратно лежало на столе, но за толстым стеклом с ярко-красными кристаллами по периметру.

— Я смотрю, тебе эта форма известна? — раздался голос у меня за спиной.

Обернувшись, я увидел абсолютно седого человека, опиравшегося на трость. При виде него я спинным мозгом почувствовал, что не стоит даже пытаться что-либо придумывать. Тут даже невооруженным взглядом было видно, что он прожил не одно столетие или тысячелетие.

— Видел, но лишь в музее, — честно произнес я. Только сейчас заметил, что мы абсолютно одни в помещении.

— Кто победил? — произнес он с хрипотцой в голосе. — Император погиб? — спросил он, не дожидаясь моего ответа. — Империя пала? — И еще сотня вопросов, на которых не прозвучало ответов с моей стороны, да их и не требовалось.