- Ну, да не все ли это равно! - прервал Копычинский. - Дело в том, что они ушли, а откуда: из сеней или из избы, от этого нам не легче. Как ты прибыл с своим региментом, то они не могли быть еще далеко, и не моя вина, если твои молодцы их не изловили.
- У одного из них убили коня, - сказал Тишкевич, - но зато и у меня лучший налет в регименте лежит теперь с простреленным плечом.
- Вылезли в окно... и с оружием! - прошептал боярин. - А не в примету ли тебе, каковы они собою?
- Один из провожатых - малый дородный, плотный...
- И также вылез в окно?..
- У страха очи велики, боярин! и в щелку пролезешь, как смерть на носу. Другой похож на казака; а самый-то главный - детина молодой, русоволосый, высокого роста, лицом бел... или, может статься, так мне показалось: он больно струсил и побледнел как смерть, когда я припугнул его пистолетом; одет очень чисто, в малиновом суконном кафтане...
- Одним словом, - перервал боярин, - точь-в-точь, как этот молодец, что стоит позади тебя.
Копычинский обернулся и, отпрыгнув назад, закричал с ужасом:
- Вот он!., держите! схватите его!., у него за пазухою пистолет!
- Неправда, пан, - сказал с улыбкою Юрий. - Теперь со мною нет пистолета: я чужим добром никого не угощаю.
- Что все это значит? - спросил пан Тишкевич, - растолкуйте мне...
- Прежде всего прошу познакомиться, - сказал Кручина. - Это Юрий Дмитрии Милославский; он прислан ко мне из Москвы с тайным поручением от пана Гонсевского.
Поляки отвечали довольно вежливо на поклон Милославского; а пан Тишкевич, оборотясь к Копычпнскому, спросил сердитым голосом: как он смел сочинить ему такую сказку? Копычинский не отвечал ни слова; устремя свои бездушные глаза на Юрия, он стоял как вкопанный, и только одна лихорадочная дрожь доказывала, что несчастный хвастун не совсем еще претворился в истукана.
- Я вижу, от него толку не добьешься, - продолжал Тишкевич. Потрудись, пан Милославский, рассказать нам, как он допытался от тебя, что ты везешь казну в Нижний-Новгород, как запер тебя и служителей твоих в холодную избу и как вы все трое выскочили из окна, в которое, чай, и курица не пролезет?
Юрий рассказал им все подробности своей встречи с Копычинским; разумеется, угощение и жареный гусь не были забыты. Пан Тишкевич хохотал от доброго сердца; но другие поляки, казалось, не очень забавлялись рассказом Юрия; особливо один, который, закручивая свои бесконечные усы, поглядывал исподлобья вовсе не ласково на Милославского.
- Черт возьми! - вскричал он, наконец, - я не верю, чтоб какой ни есть поляк допустил над собою так ругаться!
- И, пан ротмистр! - сказал Тишкевич. - Не все поляки походят друг на друга.
- Если б я был на месте этого мерзавца, - продолжал сердитый ротмистр, бросив презрительный взгляд на Копычинского, который пробирался потихоньку к дверям комнаты, - то клянусь моими усами...
- Скорей дал бы себе раздробить череп, - перервал региментарь, - чем съел бы гуся! Я в этом уверен так же, как и в том, что всякий правдивый поляк порадуется, когда удалый москаль проучит хвастунишку и труса, хотя бы он носил кунтуш и назывался поляком. Давай руку, пан Милославский! Будем друзьями! Ты не враг поляков; но если б был и врагом нашим, я сказал бы то же самое. Мы молодцов любим; с ними и драться-то веселее! А ты, храбрый пан Копычинский... Ага, да он уж дал тягу!.. Тем лучше... Надеюсь, боярин, ты не заставишь нас сидеть за одним столом с этим негодяем; он, я думаю, сытехонек, а если на беду опять проголодался, то прикажи его накормить в застольне; да потешь, Тимофей Федорыч, вели его попотчевать жареным гусем!.. Кстати, пан, - прибавил он, обращаясь снова к Юрию, - мы, кажется, поменялись с тобою конями? Только на твоем недалеко уедешь: он и теперь еще лежит в лесу, на большой дороге... Нет, нет, - продолжал он, не давая отвечать Юрию, - дело кончено; я плохой барышник, вот и все тут! Владей на здоровье моим конем. Не ты виноват, что я поверил этому хвастуну Копычинскому, который должен благодарить бога за то, что не висит теперь между небом и землею; а не миновать бы ему этих качелей, если б мои молодцы подстрелили самого тебя, а не твою лошадь.
- Позволь спросить, пан региментарь, - сказал Юрий, - что сделалось с одним из моих провожатых, который остался пешим в лесу?
- Он, я думаю, и теперь еще разгуливает по лесу.
- Так он уцелел?.. Слава богу!
- Да, уцелел. Этот мошенник подбил глаз моему слуге, увел моего коня и подстрелил лучшего моего налета; но я не сержусь на него. Если б ему нечем было заменить твоей убитой лошади, то вряд ли бы я теперь с тобою познакомился.
Меж тем число гостей значительно умножилось приездом соседей Шалонского; большая часть из них были: