Тут голоса замолкли. Кирша заметил в плетне небольшое отверстие, сквозь которое можно было рассмотреть все, что происходило на соседнем дворе; он поспешил воспользоваться этим открытием и увидел двух человек, входящих в избу. Один из них показался ему огромного роста, но он не успел рассмотреть его в лицо; а в другом с первого взгляда узнал земского ярыжку, с которым в прошедшую ночь повстречался на постоялом дворе. Открыв столь нечаянным образом, что Юрий должен отправиться по нижегородской дороге, и желая предупредить его о грозящей ему опасности, Кирша решился пуститься наудачу и во что б ни стало отыскать Юрия или Алексея. Но едва он вышел за ворота, как вооруженный дубиною крестьянин заступил ему дорогу.
- Пусти-ка, товарищ! - сказал Кирша, стараясь пройти.
- Не велено пускать, - отвечал крестьянин.
- Не велено! Как так?
- Да так-ста! Не приказано, вот и все тут!
- Не приказано, так не пускай! - сказал Кирша, возвращаясь во двор.
- Да не пройдешь и в задние ворота, - закричал ему вслед крестьянин, и там приставлен караул.
- Так я здесь в западне! Ах, черт побери! Эй, слушай-ка, дядя, пусти. Мне только пройтись по улице.
- Я те толком говорю, слышь ты: заказано.
- Да кто заказал?
- Приказчик.
- Зачем?
- А лукавый его знает; вон спроси у него самого.
- Э, дорогой гость!., куда? - закричал приказчик, показавшись в дверях избы. - Скоренько проснуться изволил.
- Господин приказчик, - сказал весьма важно Кирша. - Ради чего ты вздумал меня держать у себя под караулом? Разве я мошенник какой?
- Не погневайся! Я приставил караул, пока спал, а теперь тотчас сниму. Эй ты, Терешка! Ступай домой!
- Я у тебя в гостях, хозяин, а не в полону и волен идти куда хочу.
- Вог то-то и есть, что нет, любезный! Боярин строго наказал не выпускать тебя на волю.
- Да неужто в самом деле он хочет задержать меня насильно?
- От него приказано, чтоб я угощал тебя и сегодня и завтра; а послезавтра, хоть чем свет, возьми деньги да коня и ступай себе с богом на все четыре стороны.
- Ну, было из чего караул приставлять! Да я и сам хотел еще денек отдохнуть. На кой черт мне торопиться?
Ведь не везде даром кормить станут!
- Тимофею Федоровичу не угодно, чтоб ты показывался его гостям.
- - Так вот что! Он опасается, чтоб я не проболтался кому-нибурь из поляков, что невеста пана Гонсевского была испорчена.
- Видно, что так.
- Стану я толковать об этом! Да из меня дубиною слова не вышибешь!.. Что это, хозяин, никак на барском дворе песни поют? Поглядел бы я, как бояре-то веселятся!
- Что ты, брат! Неравно Тимофей Федорович тебя увидит - сохрани боже... беда!
- Так господь с ними! Пусть они веселятся себе на боярском дворе, а мы, хозяин, попируем у тебя... Да, кстати, вон и гости опять идут.
- Как же, любезный! И сегодня и завтра целый день все бражничают у меня.
Толпа родственников, перед которою важно выступал волостной дьяк, подошла к приказчику; молодые вышли их встречать на крыльцо; и через минуту изба снова наполнилась гостьми, а стол покрылся кушаньем и различными напитками.
Тем из читателей наших, которым не удалось постоянно жигь в деревне и видеть своими глазами, как наши низовые крестьяне угощают друг друга, без сомнения покажется невероятным огромное количество браги и съестных припасов, которые может поместить в себе желудок русского человека, когда он знает, что пьет и ест даром. Но всего страннее, что тот же самый человек, который съест за один прием то, чего какой-нибудь итальянец не скушает в целую неделю, в случае нужды готов удовольствоваться куском черного хлеба или небольшим сухарем и не поморщится, запивая его плохой колодезной водою. В храмовые праздники церковный причет обходит обыкновенно все домы своего селения; не зайти в какую-нибудь избу - значит обидеть хозяина; зайти и не поесть - обидеть хозяйку; а чтоб не обидеть ни того, ни другого, иному церковному старосте или дьячку придется раз двадцать сряду пообедать. Это невероятно, однако ж справедл! во, и мы должны были сделать это небольшое отступление для того, чтоб заметить нашим читателям, что нимало не погрешаем против истины, заставив гостей приказчика почти беспрерывно целый день пить, есть и веселиться.
Но не все гости веселились. На сердце запорожца лежал тяжелый камень: он начинал терять надежду спасти Юрия. Напрасно старался он казаться веселым: рассеянные ответы, беспокойные взгляды, нетерпение, задумчивость - все изобличало необыкновенное волнение души его. К счастью, прежде чем хозяин мог это заметить, одна счастливая мысль оживила его надежду; взоры его прояснились, он взглянул веселее и, обращаясь к приказчику, сказал:
- Знаешь ли что, хозяин? Если мне нельзя побывать на боярском дворе, то не можно ли заглянуть на конюшню?
- Нельзя, любезный! Я должен быть при тебе неотлучно; а ты видишь, у меня гости. Да что тебе вздумалось?
- А вот что: помнишь, ты говорил мне о вороном персидском аргамаке? Меня раздумье берет. Хоть я и люблю удалых коней, ну да если он в самом деле такой зверь, что с ним и ладу нет?
- Да, брат, больно лих.