Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара

Давайте подумаем, что между ними общего? Во-первых, они почти ровесники, в литературу входили в 80-е годы прошлого века. Во-вторых, их нынешнее прочное положение в литературе, заслуженное исключительно художественным уровнем их текстов, а не поддержкой той или иной литературной партии, журнала или близостью к политической власти, чем многие современные авторы отнюдь не брезгуют. Честно говоря, мне казалось, что они просто не могут не видеть друг друга в пространстве современной русской словесности. Надо бы это прояснить…

С Сорокиным я виделся один раз, и эта встреча не переросла в знакомство. С Поляковым, как вы знаете, мы в весьма добрых отношениях, и если одного я спросить о его литературном оппоненте возможности не имел, то у другого не имел возможности не спросить. И Юрий Михайлович ответил мне, что за творчеством Сорокина он следить практически перестал, что ему не интересно. Меня этот ответ расстроил, потому что многие вещи Полякова содержат скрытую или явную полемику с наиболее яркой фигурой современного русского модернизма/ постмодернизма. Впрочем, как говорил Бахтин, иногда веяния современности просто носятся в воздухе, минуя индивидуальную память творца. И если писатели ведут между собой диалог, не подозревая об этом, то нам-то хорошо бы в него вслушаться…

«Не столь различны меж собой»: Юрий Поляков и Владимир Сорокин в пространстве текстуальных сближений

Бывают странные сближенья

А. Пушкин

Цыганов Дмитрий Михайлович, студент филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Конечно, духовно близкими людьми Юрий Михайлович Поляков и Владимир Георгиевич Сорокин не являются и никогда таковыми не являлись. Строго говоря, два этих человека не сходятся ни по взглядам, ни по убеждениям. В одном из интервью Ю. Поляков открыто заявил о своем отношении к якобы чуждой для него сорокинской (и пелевинской) эстетике:

это направление мне чуждо в литературе. Это серьезные писатели [В. Сорокин и В. Пелевин. – Д.Ц.] в той эстетике, которую они выбрали. <…> Язык у них слабоват, особенно у Пелевина. Был период, когда пытались сказать, что это теперь такая современная русская литература. Вот это неправда, она не такая. Это ее маргинальный край, интересный, безусловно. Мы, консерваторы, смотрим на вещи гораздо шире, чем они. Мы их читаем и знаем, а они варятся в своем соку и никого не знают[44].

В данном высказывании писатель указал сразу на двух современных авторов, однако, в силу известных обстоятельств, попытки обнаружить пелевинские мотивы в поляковских произведениях практически обречены на неудачу. В случае же с сорокинским претекстом мы с большой долей уверенности можем сказать: Сорокина Поляков не только «читает и знает», но и прямо откликается на «чуждую» ему поэтику в своих художественных произведениях. Так, например, в последнем на сегодняшний день романе «Веселая жизнь, или секс в СССР» (2016–2019) мы также находим фрагменты, непосредственно характеризующие, подчеркнем, личное отношение Полякова к творчеству автора «Нормы» (1979‒1984, 1994):

Я смотрел ему [отъезжавшему «пазику» с надписью «Москанализация». – Д.Ц.] вслед, не подозревая, что через три-четыре года [действие происходит в период «андроповщины». – Д.Ц.] все в литературе переменится до неузнаваемости. Всевозможные нечистоты и фекальные отбросы жизни станут главными темами изящной некогда словесности. Мат-перемат из подворотен и пивных могучим потоком возмутит чистые воды советской литературы. Бомжи, извращенцы, наркоманы, урки, душегубы, психи заполонят повести и рассказы.

<…>