Юстиниан

«Василевс Юстиниан и бывшие с ним приближенные совещались между тем, как лучше поступить, остаться ли здесь или обратиться в бегство на кораблях. Немало было сказано речей в пользу и того и другого мнения. И вот василиса Феодора сказала следующее: „Теперь, я думаю, не время рассуждать, пристойно ли женщине проявить смелость перед мужчинами и выступить перед оробевшими с юношеской отвагой. Тем, у кого дела находятся в величайшей опасности, не остается ничего другого, как только устроить их лучшим образом. По-моему, бегство, даже если когда-либо и приносило спасение, и, возможно, принесет его сейчас, недостойно. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, василевс, это не трудно. У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы тебе, спасшемуся, не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царская власть — прекрасный саван“. Так сказала василиса Феодора. Слова ее воодушевили всех, и вновь обретя утраченное мужество, они начали обсуждать, как им следует защищаться, если кто-либо пошел бы на них войной. Солдаты, как те, на которых была возложена охрана дворца, так и все остальные, не проявляли преданности василевсу, но и не хотели явно принимать участия в деле, ожидая, каков будет исход событий. Все свои надежды василевс возлагал на Велисария и Мунда. Один из них, Велисарий, только что вернулся с войны с персами и привел с собой, помимо достойной свиты, состоящей из сильных людей, множество испытанных в битвах и опасностях войны копьеносцев и щитоносцев. Мунд же, назначенный стратегом Иллирии, по воле случая вызванный в Византий по какому-то делу, оказался здесь, предводительствуя варварами герулами»[256].

По свидетельству же другого современника, поэта Романа Сладкопевца, 18 января Юстиниан организовал во дворце молебен:

Ведь ужасами содержался город и плач имел великий,
боящиеся Бога, руки простирали к Нему,
милость от Него испрашивая
и тяжких зол прекращение.
И как велит обычай, и царствующий с ними же молился,
воззрев к Создателю, а с ним и супруга его:
«Даруй мне, — вопиял он, — Спасе, как Давиду твоему
победить Голиафа, ибо на Тебя надеюсь.
Спаси верный народ Твой, как милостивый,
как дарующий жизнь вечную»[257].

Версии Прокопия и Романа не исключают друг друга: могли быть и военный совет, и отчаяние, и молебен в надежде на всемогущего Бога.

Так кульминация мятежа выглядела из дворца.

* * *

В тот день Иоанн из Студийского квартала сбежал на ипподром еще затемно — увязался за братом Каллимахом. Мамка, если б увидела, стала бы ругаться и вернула назад. Потому Иоанн выбрался по-тихому, без завтрака, и скрылся в сумерках. Тем более что дома есть было нечего, кроме сухого хлеба и холодных вчерашних бобов. Мать, конечно, раскричится вечером. Но сидеть дома, когда в городе так интересно, — еще чего?! И ведь не дитя — как-никак, на Рождество ему исполнилось целых 13 лет.

Еще моросило, и было холодно. Кутаясь в шерстяной плащик, Иоанн ускорил шаг — стало теплее. Хорошо бы в такую погоду горячей воды с винцом, но его еще вчера выпили отец с мамкой, оттого и храпели ночью особенно громко.

Обгоняя бредущих монахов, Иоанн выскочил к форуму Аркадия и повернул налево, к Месе. На бегу оглянулся на колонну. Огромная, вся дивно изукрашенная каменной резьбой, она возносила к небу статую василевса Аркадия. Малюсенькую, казалось снизу, зато из чистого серебра! Иоанн на мгновение приостановился, разглядывая змеившуюся вверх каменную ленту, по которой нескончаемым потоком поднимались солдаты в старинных шлемах, всадники в венках, драконарии с вексиллумами на длинных копьях. Интересно! Но впереди ждало зрелище куда как занятнее: Каллимах вчера говорил, что василевс Юстиниан уплыл морем чуть ли не в Халкидон и сегодня на ипподроме выбирают нового, одного из племянников покойного Анастасия, при котором родились и Каллимах, и сам Иоанн. Если новый человек делается царем, он раздает подарки солдатам и народу. Может, как бывает в консульский выезд, будут метать деньги в толпу. Пять лет назад, когда консульство праздновал василевс Юстиниан и гражданам, по обычаю, бросали монеты, Иоанну повезло: маленький золотой триенс попал ему за пазуху, Божьей волей. Правда, отец его тут же забрал. Тогда они купили и хорошего вина, и вкусного хлеба, и даже трех куриц. Было вкусно.