Иванов день

Вместо разгульной многодневной свадьбы со всеми стародавними обычаями, так ревностно оберегаемыми в гуцульском крае, Федор с Ганной решили устроить чаепитие. Так оно выглядело бы скромнее, думалось им, и было бы не столь разорительно. Но чаепитие тоже влетело в копеечку. Виноват был Федор. Это он пригласил готовить сладости к чаю известную в городе повариху и кондитера Станиславу Юрьевну. Ему хотелось, чтобы этот вечер остался у всех в памяти, как настоящая свадьба.

Станислава Юрьевна, рыхлая, как квашня, старуха, приехала к Ганне за четыре дня до назначенного вечера. Привезла на телеге с десяток ящиков и корзин, в которых находилось все ее хозяйство: тазы, противни, мясорубки, различные формы для тортов, формы для пирожных, набор каких-то особых ложек, вилок и ножей, необходимых для приготовления сладостей. Она своими корзинами и ящиками заняла всю кухню, коридор и веранду и, несмотря на это, не скрывала, что ей здесь тесно, неудобно и вообще все не с руки. И было отчего: за свою многолетнюю практику она справила двести семь свадеб, переженила половину городка, но не помнит еще такой свадьбы, где бы первую половину, пьяную, как бы отсекли. Оставили чаепитие, на которое гостям как раз бывает наплевать. Сладости обычно на второй или на третий день после свадьбы раздают детишкам и дальним родственницам.

Станислава Юрьевна требовала ведрами масло, ящиками яйца, мешками сахар и муку. Все это Федор ей доставил. Выпечка сладостей у Станиславы Юрьевны для нормальной свадьбы занимала четыре дня. По этому подобию она и готовила ненавистное ей чаепитие. Федор обещал ей хорошо заплатить.

Каждый день выпекалось что-то одно, — тут существовал твердый распорядок. В первый день, например, в доме Ганны пекли печенье разных сортов. На столе укрепили особой конструкции мясорубку с набором Станиславой Юрьевной изобретенных насадок, — они предназначались для приготовления теста, фарша, шинковки овощей и фруктов. Тесто пропускалось через пластину, в которой было прорублено несколько отверстий разных размеров и форм. Печенья было наготовлено горы, оно заняло всю посуду, все вазы, все пустые коробки, найденные в кладовой.

День второй начался с того, что на помощь Станиславе Юрьевне пришли соседки из ближайших домов во главе с Ольгой Васильевной и стали сбивать яичные белки для бисквита. Грохот разносился по всему двору. Одновременно готовили рогульки с тмином. Тесто тоже пропускалось через мясорубку: сквозь пластину с двумя круглыми отверстиями оно выходило колбасой, рубилось на куски, скручивалось и посыпалось тмином.

На третий день готовили ореховые торты, на четвертый — торты под кремы. Под кремы шло и варенье, и повидло — из сливы в особенности.

Много чудес увидела за эти четыре дня Ганна. Впервые видела и такое чудо, как Станислава Юрьевна.

Станислава Юрьевна, нажарившись за день у духовки и напробовавшись сладостей, вечером садилась с великим аппетитом ужинать. Ела только острое: соленое, кислое, наперченное. Выпивала положенный ей стакан водки, остаток выплескивала через плечо на пол, переворачивала стакан донышком вверх и начинала спивать своим помощницам свадебные песни.

Ганна убегала, чтобы не слышать и непристойных песен, и гомерического хохота.

На пятый день с утра все сладости стали перевозить на дом к Федору. Такси сделало три рейса.

А к вечеру Федор заехал за Ганной и увез ее в загс. Оттуда уже поехали к нему домой как законные муж и жена.

Игорек, с нетерпением дожидавшийся их у ворот, еще издали увидев такси, со всех ног бросился навстречу.

Поравнявшись с ним, машина остановилась. Федор и Ганна вышли. Игорек с букетом цветов разбежался, обхватил Ганну руками, радостно завопил:

— Вот и наша мама приехала, мама приехала!

Она поцеловала его, взяла букет, Игорек со всех ног побежал обратно с криком:

— Мама, мама приехала!

Когда они вошли во двор, у порога дома их встретили Володя и Леся. Володя степенно пошел им навстречу, низко поклонился. Ганна поцеловала его в обе румяные щечки, которые любили хватать и щипать все кому не лень. И еще за торчащие уши! У Володи они всегда были красные, точно их только что драли.

Леся, сложив руки на груди и ни на сантиметр не двинувшись со ступеньки, только поклонилась легким кивком головы, скривив свои тонкие губы.

«Ох, трудно мне будет с ней», — горько подумала Ганна, но тут пулей вылетел из дверей Игорек, а за ним на крыльцо торопливо вышли родные и друзья новобрачных.

Молодых поздравили, сказали много хороших и ласковых слов, а сестра Федора Магдалина, приехавшая из Бурштына, поцеловала Ганну и прослезилась. Правда, никто из присутствующих не решился, как это было положено по традиции, поставить молодых у порога на колени, благословить их. Это право принадлежало только родителям, которых не было ни у Федора, ни у Ганны.

Магдалина схватила Ганну под руку, повела в дом. Федор пропустил гостей вслед за ними, а сам двинулся замыкающим, этакой качающейся, будто в шторм, походкой, тяжело ступая по ковру, расстеленному у порога. Поведение Леси ему было неприятно. Хорошо, что она вскоре ушла к подругам.