Иванов день

— Нашлась, нашлась наша мама! — вдруг завопил Игорек, бросился к Ганне, в грязных сапогах стал взбираться к ней на кровать, обхватил своими холодными, как ледышки, руками Ганну за шею, сорвал с ее лица голубой платочек, начал осыпать поцелуями бинты, и все с криком: «Вот она, наша мама, нашлась наша мама!»

Федор в первую минуту даже не сообразил, что случилось, — до того все произошло неожиданно и молниеносно. Потом бросился к сыну. Но Игорек так крепко вцепился в Ганну, что его никак не оттащить было от нее. Тогда он, уже рассердившись, дважды шлепнул его по мягкому месту. Но тут Игорек истерически закричал и еще сильнее вцепился в Ганну, у него побледнели ручки и румянец исчез с лица, он заревел, обливаясь слезами:

— Вот она, наша мама, вот мама! Я говорил, что она не может умереть! Говорил, говорил, говорил!..

Прослезившись сама, Ганна обняла мальчика и прижала к себе, поцеловала его в щечку, погладила по головке.

Прослезился и Федор и смущенно отошел к тихо гудящему стояку.

Тут Игорек удобно уселся на кровати, стал пальчиком водить по забинтованному лицу Ганны, спрашивать:

— Тебе очень больно, мама? Почему так долго заживают твои болячки? А тато говорил, что ты умерла! Он обманывал нас? — Игорек повернулся к отцу: — Тато, ты обманывал меня? — И снова закричал, обняв Ганну за шею: — Нашлась, нашлась наша мама!..

И тут только Федора осенило! Ведь Евгения при катастрофе автобуса тоже была так обезображена! И в гроб ее положили, предварительно перебинтовав все лицо! Такой она и осталась в памяти сына!

Вбежал в комнату уставший от ожидания Вова, позади в приоткрытой двери остановилась Леся, потом сделала шаг в комнату.

— Ну ты скоро, тато? — теперь стал кричать Вова.

Но, увидев отца, хмурого, прослезившегося, не знавшего, куда от них спрятать глаза, перевязанную плачущую женщину в постели и сидящего рядом с нею Игоря, болтающего ногами, счастливого, расплывшегося в широкой улыбке, и не понимая, что здесь происходит, брат и сестра переглянулись и стали пятиться назад. Леся уже оказалась в коридоре, когда Игорек спрыгнул с кровати, нагнал ее, схватил за руку, вернул в комнату, другой рукой ухватил за пальто Вову, стал насильно тащить их к кровати, ликующе, раздирая рот до ушей, на крике объясняя им, что произошло невероятное:

— Так это же нашлась наша мама! Посмотрите, посмотрите! Тато обманывал нас, когда говорил: «Умерла наша мама!» Ее же понарошку понесли на кладбище! Я говорил, говорил, что не может умереть наша мама!..

Теперь навзрыд заревели Леся и Вова. Вова тут же подбежал к сестре, боднул ее лобастой головой в живот. Она обхватила его за голову, прижала к себе. Плечи ее судорожно дергались. Брат и сестра, конечно, нисколечко не поверили Игорю — они-то, уже умудренные жизнью, великолепно разбирались в том, что такое смерть, в особенности почти что взрослая Леся, но одно лишь упоминание о матери немедленно, механически вызывало у них слезы и плач.

Единственное, что догадался сделать Федор в этой нелегкой ситуации, — это быстро вытолкать детей на улицу. Вышла Леся, точно слепая, ткнувшись головой в коридорную дверь. Понуро, опустив голову, шмыгая носом и вытирая ладонью глаза, вывалился за нею грузный Вова. Но когда Федор подошел к Игорю, чтобы стащить его с кровати, тот с такой ненавистью посмотрел на него и так громко закричал, запрокинувшись на спину и отбиваясь ногами, что он сразу отпрянул назад, испугавшись за сына.

Федор вышел в коридор и, уже закрывая дверь, сказал Ганне Стефурак, что за сыночком придет кто-нибудь вечером.

Он стремглав пронесся через двор к воротам, Леся и Вова — бегом за ним. Но, оказавшись уже на улице, ни Леся, ни Вова не стали догонять отца. На десять шагов от него отстал Вова, на двадцать, к тому же все замедляя и замедляя шаг, — Леся… Каждому из них хотелось остаться одному со своими мыслями, разобраться в только что происшедшем, в особенности — Лесе.

Не то же ли самое происходило в только что оставленном ими доме?

Когда все ушли, Игорек, с умилением глядя на Ганну, уже совсем успокоившийся и так легко свыкшийся со своим положением, снова стал водить пальчиком по ее бинтам.

— Как хорошо, что все ушли, правда? Пусть они живут у себя, а мы будем жить вдвоем здесь? Ты хочешь, мама?..

Ганну била мелкая дрожь, словно лихорадило. Она встала, накинула халат. Потом раздела Игоря, положила перед ним на стол все, что ей в комнате показалось похожим на игрушки, в каком-то бессознательном состоянии подошла к тихо гудящей газовой печке, к чему-то открыла и закрыла дверцу и вышла в соседнюю комнату, чтобы немного побыть одной, прийти в себя, собраться с мыслями, понять, что же произошло сегодня…

Поздно вечером за Игорем пришел не «кто-нибудь», а сам Федор с дочерью. Федор остался на улице, привалившись к фонарному столбу, видимо установленному дня три назад, так как еще и стружка не была убрана вокруг. (После случая с Ганной улицу наконец-то решили электрифицировать, поставили на равном расстоянии друг от друга три фонаря.)

Леся одна пошла за братом — не пошла, а побежала!