Иванов день

Днем в палате все пытались развлечь старуху разговорами и рассказами, чтобы, не дай бог, она не уснула, иначе будет тяжело ночью. Старуха была покладистой, она ложилась так, чтобы ей было удобно дышать и слушать: то вся скрючится, то ляжет поперек кровати, — сама была маленькая и сухонькая, помещалась… Но за день больные так намаются с нею, что после обеда их обязательно сморит сон. Подремлет, а то, глядя на соседок, хоть на полчаса заснет и старуха. Но этого ей было достаточно, чтобы потом бодрствовать всю ночь. Ночью-то и начиналось самое страшное!.. Дыхание у старухи становилось тяжелым, она с каким-то воплем и присвистом хватала воздух, металась в припадке по кровати, била руками по одеялу, по падавшим из-за спины подушкам, — спала-то она сидя!

Все просыпались, вскакивали, бегали по палате и коридору, звали врача, сестру.

Приходил дежурный врач, прибегали заспанные сестры, старухе делали внутривенное вливание, потом уколы, давали подушку с кислородом.

Заснуть после этой ночной кутерьмы было уже невозможно. У Ганны начинал болеть затылок, разламывалась голова.

Ее еще несколько дней продержали в больнице, а потом на той же «скорой» доставили домой.

Ганне показалось, словно она вырвалась на волю из тюрьмы. Все ей было мило дома! За нею ухаживала Ольга Васильевна, прибегали и другие соседки, через день ее навещал лечащий врач. Все необходимое Ганна получала, как и в больнице, благо та находилась совсем недалеко. Но дома у нее теперь главным лекарем была Ольга Васильевна. Она выхаживала свою дорогую подружку еще всякими снадобьями из трав и кореньев, которые летом собирала по лесам и полонинам.

Однажды, когда Ольга Васильевна присела к ней на кровать, Ганна обняла ее за плечи, сказала:

— Вот думаю, думаю: что мне делать? И не нахожу себе ответа.

Ольга Васильевна жестко проговорила:

— А я знаю. Надо выйти замуж!

Ганна даже рассвирепела, оттолкнула ее от себя:

— Но я не желаю. Понимаешь? Не же-ла-ю! Не хочу!

— Не хочу, — только хмыкнула соседушка, нисколечко не обидевшись на Ганну. — Мало ли чего и мне не хочется. А вот делаю.

— Не хо-чу!..

— Тогда уезжай в другой город.

— Ну кто меня ждет, кому я там нужна? — уже жалобно, как ребенок, проговорила Ганна.

— Тогда выходи замуж.

— Да что я, каторжная? — возмутилась Ганна.

— Каторжная не каторжная, а выйти придется. Иначе так ославят, что потом сама убежишь на край света. Что — не правду говорю?

Но Ганна не ответила. Она лихорадочно думала: «Надо войти в другую жизнь. Заново научиться жить! Ведь тут все будет другое!.. Двух людей не бывает не только одинаковых, но даже похожих друг на друга. Все — разные! Дышат по-разному, смеются по-разному!..» Страшила чужая неизвестная жизнь, чужие взгляды, чужие привычки. Ведь она все время будет сравнивать того, нового, с Иваном Стефураком…

— Пожалуй, я уеду… Так будет лучше, — после долгой паузы проговорила Ганна. — Продам дом, поселюсь в каком-нибудь другом городке. Тысячи переезжают — и ничего, устраиваются и обживаются.

— Ладно, спи, дурочка! — Ольга Васильевна встала. — Дом продать — еще что вздумала. Ты его строила?.. Я тебе приглядела такого жениха, что будешь с ним жить как за каменной стеной. Горя не будешь знать! Ты только скорее поправляйся, сразу и свадьбу сыграем.

— Кто хоть твой жених-то? — фыркнула Ганна.

— Начальничек. И немалый. Известная в городе фигура!

— Так сразу и свадьба? — разочарованно произнесла Ганна. — А любовь?

— Какая любовь? — Ольга Васильевна состроила уморительную рожицу, наклонившись над ней.

— Ну любовь, самая обыкновенная…

— А-а-а, поняла… Любовь потом и придет! Это и бывает настоящая любовь, когда он и она поживут вместе.

— Ну, это совсем и не так, Ольга Васильевна. — Ганна устало откинулась на подушку, натянула до подбородка одеяло.

— А по-твоему, сперва любовь?

— А как же.

— Ты вот пойди в загс, поговори с заведующей. Я уж наговорилась, она месяц лежала у меня в палате. Десять регистрируют, восемь разводятся. Вот эти как раз вышли «по любви», молодые люди. А раньше выходили «без любви» — и ничего, всю жизнь жили в любви и согласии. Кого выберут в мужья маменька и папенька, так и будет. О разводах люди и понятия не имели. И не было столько безотцовщины.

— Ну, Ольга Васильевна, у тебя совсем старые взгляды на жизнь.

— А я разве говорю, что новые? Старые, милая, старые, отсталые. — И она махнула рукой. — Заговорилась я совсем с тобой. Давай спать. — Ольга Васильевна стала устраиваться на диване, а вскоре и погасила свет.

Но Ганна не спала, не могла уснуть. Перебирала свою жизнь с Иваном Стефураком, вспоминала всяческие истории, случавшиеся с ними. Вспомнила и свою последнюю поездку с Иваном за Верховину, в Бангоф.