Иванов день

Это было в начале июня, месяца за два до того, как он лег на операцию. Придя на автостанцию, они не стали ждать большого автобуса из Ивано-Франковска, который довез бы их до Верховины (дальше пришлось бы ехать на попутных машинах), а решили добираться до места без пересадки, на маленьком, юрком автобусе, который минут через двадцать как раз уходил со станции. Правда, на автобусах этого типа поездка всегда превращалась в пытку. В нем было и тесно, и душно, и трясло сильно.

В надежде, что, может быть, на этот раз все будет иначе и народу как будто бы на станции немного, Иван и Ганна взяли билеты, а вскоре тронулись в путь.

Но на первой же остановке в автобус набилось человек десять новых пассажиров с мешками и чемоданами. Они заняли все свободные места и половину прохода.

А дальше шофер притормаживал не только на остановках, но и на каждом перекрестке, где замечал поднятую руку. Подобранным в пути он, конечно, никаких билетов не выдавал.

И тут пассажиры, едущие с билетами от самой автостанции, начали роптать: и дышать стало нечем, и повернуться негде, а ехать еще ой как далеко.

Но какие-то доброхоты, сидящие сразу же за креслом шофера, тут же стали на его сторону:

— Ехать-то всем надо, все люди-человеки!

Ободренный этой поддержкой, шофер и в дальнейшем останавливал автобус, где и когда ему заблагорассудится. Посадил он еще человек десять.

Вот шофер увидел на дороге знакомого лесника с двумя новыми бочонками, ведер на пять каждый, и его посадил. Бочки пошли на руках поверх голов пассажиров в конец автобуса, их куда-то сунули и сели сверху.

Увидел шофер человека с громадным мешком — все догадались, что это кукурузная мука для кулеша, — и его посадил. Мешок бросили под ноги у самого шоферского сиденья, и на него повалилось человек пять.

И тут в автобусе произошел какой-то перелом в настроении пассажиров, все заулыбались, засмеялись, громко заговорили друг с другом: оказывается, автобус-то резиновый!

Но это веселье почему-то не понравилось шоферу.

— Больше ни одного человека не посажу! — прокричал он сквозь тревожное урчание мотора.

Но пассажиры не обратили на его слова никакого внимания: они продолжали смеяться и рассказывать друг другу всякие дорожные случаи.

В это время, преодолев подъем и обогнув склон холма, автобус вышел на прямую дорогу. Впереди, метрах в ста, на обочине стояли две девочки с завернутыми в мешковину ягнятами в руках и робко махали шоферу.

— Посади, посади девочек! — заорали все, и громче всех Стефурак.

— Куда я их посажу? — привстав с сиденья, заорал и шофер. — Тебе, что ли, на голову? — Он зло посмотрел на Стефурака, сидящего во втором ряду справа от него.

— Посади, посади девочек, место я найду! — в ответ шоферу весело прокричал Стефурак под одобрительные возгласы пассажиров.

Ганна сообразила, что он задумал, и пересела к нему на колени.

Машина остановилась, девочек каким-то чудом, чуть ли не на руках, как и бочонки, перенесли на место Ганны, посадили друг дружке на колени, в придачу дали им еще одного ягненка, а второго взяла к себе Ганна.

В автобусе все покатывались со смеху. Если бы люди не стояли впритык друг к другу, то наверняка бы кто-нибудь повалился под ноги соседу.

Ганна тоже смеялась так, что у нее от смеха сильно закололо в боку, она еле смогла перевести дыхание…

А тут еще через какое-то время на дороге показалась старая горбатенькая гуцулка в кожушке, с переметной сумой на плече, опирающаяся на палку. Погрозила шоферу палкой, требуя остановиться.

Каждое движение шофера было на виду у пассажиров, тесно обступивших его ничем не отгороженное сиденье. Заметив, что он никак не реагировал на угрозы бабки, они не закричали, а прямо-таки взревели:

— Останови, останови машину!

Шофер, крепко выругавшись, резко притормозил. Но войти в автобус было не так-то просто — он был забит до предела.

Тогда древний гуцул, весь заросший волосней, в шляпе с пером, в таком же кожушке, как у бабки, закричал из средних рядов:

— Давай, давай бабку ко мне на колени!

Часть пассажиров вышла из автобуса, бабке помогли сесть, а потом забраться деду на колени. Обняв его за шею, она тут же запела частушки с «перцем»: бабка была «под градусом», возвращалась из гостей.

Когда все снова заняли свои места, автобус двинулся вперед с таким дьявольским урчанием, что, казалось, вот-вот он развалится на части. Но никто этого не замечал. Все смеялись! И громче всех Иван Стефурак, подзадоривая бабку спеть еще и еще…

Никогда Ганна не видела Ивана таким веселым, беспечным, если не сказать бесшабашным…

А вообще-то «чоловик» он был серьезный.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ