Иванов день

— В низу станка на отдельном приводе еще имеется сверло. Смотри! — Кривенюк щелкнул вторым выключателем — и внизу завертелось сверло. Он выключил его, схватил дощечку, зажал в станок, подвел под нее суппорт и, включив мотор, стал осторожно обдирать резцом края, а потом снимать с дощечки стружку. Когда заготовка округлилась, Кривенюк отрезал от нее небольшой шарик размером с вишенку. Это он сделал с такой привычной быстротой, что Фесюк и не успел как следует разглядеть процесс нарезки.

— Ловко у тебя получилось, — не без восхищения сказал он, положив на ладонь еще тепленький и словно прошедший полировку кругленький шарик. — А ну-ка покажи еще разок.

— Смотри внимательно за резцом! — Кривенюк снова подвел резец под дощечку, легким нажатием на него стал врезаться в дерево и, снимая стружку, сделал в нем полуокружность. Потом, передвинув резец сантиметра на полтора влево, он проделал тот же процесс, но в обратном направлении. В результате от дощечки отвалился второй абсолютно круглый шарик.

И этот перекочевал к Фесюку.

— У меня, пожалуй, так никогда не получится, — с сожалением проговорил неправду Фесюк. Удивительно цепкая память была у него, он мгновенно все запоминал. Хоть сейчас мог бы повторить все процессы нарезки вишенок, проделанные Кривенюком. Мысленно он это сделал и обрадовался тому, как хорошо у него все получилось.

— Получится! И я вначале так думал, когда брался за них. Потом будешь их щелкать как орешки. — Кривенюк нарезал еще один шарик, включил сверло, в каждом шарике просверлил по отверстию и отдал их все Фесюку.

— А тут какой материал идет?..

Они вышли во двор.

— Да береза, осина, липа. Материал не имеет никакого значения. Сперва будешь за час нарезать штук двадцать вишенок, потом попривыкнешь, будешь делать по семьдесят — восемьдесят штук. Но это, конечно, еще будут не вишенки. До вишенок еще далеко! Сейчас покажу весь процесс, сам и решишь, как тебе поступить. Но я всячески советую ими заняться. Работа хлебная, заработки большие. — Кривенюк закрыл мастерскую, повесил пудовый амбарный замок и повел Фесюка домой. Открыл дверь, пропустил его в коридор. Захлопнув дверь, тут же заорал: — Стефания, почему не начали работать? Пятый час! Собирай всех, а мы тут с сусидом малость поговорим, — и увел Фесюка в свою комнату.

Она была богато обставлена, стены — в гуцульских килимах прекрасных расцветок и в рушниках, каждый из них мог украсить музейный стенд.

Когда они пришли в столовую, там уже сидела вся семья за работой. Чувствовалось, Кривенюк достаточный тиран. Тут были и старенькая мать, и какая-то ошалелая, с безумно усталым лицом жена Стефания, и два длинногривых сына-богатыря, несколько лет назад окончивших десятилетку, и дочка Эмилия, ученица пятого класса. Посреди большого овального стола высилась трехлитровая банка с краской. Вооружившись кисточками, все малевали беленькие шарики, поддев их левой рукой на стерженечек. Покрашенные в темно-вишневый цвет, шарики приобретали совершенно натуральный вид вишенок. Их раскладывали на фанерку, и, когда она заполнялась, Стефания относила ее в крайнюю комнату, сильно протопленную, заменявшую сушилку, а сыновья водворяли на стол другую фанерку. Работали молча, не отвлекаясь на разговоры.

Молчали и Кривенюк с Фесюком.

Наблюдая за работой парней, которым по своей богатырской комплекции лес бы рубить или плоты гонять, Фесюк шепнул Кривенюку:

— Чего сыновья-то этим делом занимаются?.. Послал бы их учиться, учеными бы стали…

— Как твой Максим? — Кривенюк усмехнулся и отвел Фесюка к окну. — Учитель твой или инженер получает сто двадцать целковых, а тут на материнских харчах можно в месяц выгнать триста — пятьсот рублей, только старайся! Да и отвечать ни за что не надо, и голова не болит от забот. — Спросил доверительно: — В Крыму ты на курортах бывал, нет?.. А они вот третий год туда ездят, на машинах раскатывают и во́ды-виски пьют в ресторанах. Вот, Василь Петрович, что такое вишенки!

Кривенюк отошел от него и тоже подсел к столу, но на другой конец, подозвал Фесюка, стал ему показывать, как делаются листочки к вишенкам. Перед ним лежал небольшой плоский штамп, лежали узкие полосы плотного белого материала. Штамп напоминал скоросшиватель, только успевай нажимать на него сверху. За какую-то минуту Кривенюк изготовил кучу беленьких листочков.

— Ловко у тебя получается! — проговорил Фесюк.

— А дальше совсем все просто! — Кривенюк взял два только что отштампованных листочка, по одному провел кисточкой с клеем, положил сверху кусок нейлоновой жилки, на какую ловят рыбу, прикрыл вторым листочком, сунул их под второй штамп такого же небольшого размера, как и первый, щелкнул там каким-то рычажком и отдал склеенный вишневый лист Фесюку. — Теперь остается только покрасить его в зеленый цвет, прикрепить три таких листочка к трем вишенкам — и сувенирчик готов! — И Кривенюк с победным видом встал из-за стола.

— Что-то вот только сильно пахнет краской, — поморщившись, сказал Фесюк.

Парни-богатыри захихикали, не поднимая голов со свисающей волосней.

Рассмеялся и Кривенюк: