Иванов день

— Жаль, что эти дни я буду занят на разных совещаниях в Косове: на носу первое сентября, начало учебного года. А то бы совершили с вами путешествие и в Кобаки, и в Снятин, на родину Стефаника. Давно не бывал там.

Мы едем обратно в Куты. Минуем центр, выезжаем на дорогу, ведущую в Косов. У памятника освободителям Кут горит вечный огонь. Лежат цветы… Стоит группа туристов, вчитываются в фамилии, выбитые в мраморе… Мы присоединяемся к ним.

МЫ ЕДЕМ В КОБАКИ, СНЯТИН, КОЛОМЫЮ, ПОТОМ В КОСОВ

В нашем путешествии что-то уж очень нам везет. Пока мы с Ольгой Ивановной размышляем, ехать нам в Кобаки и Снятин или нет, а если ехать, то где достать машину, в Кутах на «Волге» появляется известный украинский писатель Микола Олейник с женой. Мы их случайно встречаем у скверика напротив сельсовета.

Совсем недавно, за месяц до нашего отъезда из Ленинграда, я прочел книгу Олейника «Дочь Прометея». Она — о жизни Леси Украинки, в ней много карпатских страниц.

Естественно мое желание человека, путешествующего по Карпатам, сразу начать с автором разговор о его книге. Но это я сделаю потом, а пока что спрашиваю у Миколы Яковлевича, далеко ли он держит путь.

— В Черновцы хочется проскочить. Там много интересного.

— Мы только на днях оттуда! — невольно и с сожалением вырывается у меня. — Подвезете нас до Кобак?

— Подвезем. Можем и дальше! — храбро отвечает Микола Олейник, и его с готовностью поддерживает его жена Надежда Максимовна.

— И до Снятина?

— И до Снятина! Можете с нами за компанию снова вернуться в Черновцы, — придя в веселое расположение духа, отвечает Олейник. — А вообще-то я хочу жене показать родину Черемшины и Стефаника. Сам-то я здесь уже всюду побывал.

Мы с Ольгой Ивановной садимся в машину Олейников, едем к нашей хозяйке, тепло прощаемся с нею, пообещав как-нибудь приехать в Куты и пожить здесь все лето, забираем свои вещи и вместо Косова, находящегося на северо-западе, серьезно отклоняемся от своего маршрута и едем на северо-восток.

Дорога на Кобаки тянется ровная и прямая, и местность вокруг становится равнинной. С каждым километром мы все дальше и дальше удаляемся и от Карпат, и от Черемоша.

В пути успеваем вдоволь наговориться.

Въезжаем в Кобаки. Село протянулось на много километров вдоль шоссейной дороги. Справа и слева за традиционными гуцульскими заборами мелькают чистенькие дома в садах. У правления колхоза мы сворачиваем в гору и останавливаемся у крестьянской хаты под соломенной крышей. Она, пожалуй, одна такая на все большое село. Хата — родителей Марко Черемшины, здесь мемориальный музей писателя.

В хате висит люлька, в которой мать укачивала своего сыночка Иванко… У печки выставлена всякая домашняя утварь… На стене — вышитые полотенца, а на постели и на лавках — домотканые покрывала…

Из этой вот хаты вышел в большой свет, в большую литературу Иван Семенюк, взявший себе псевдоним Марко Черемшина. Прототипами героев многих его новелл стали крестьяне Кобак. Среди них — и его соседи. Их тяжелая жизнь проходила на глазах впечатлительного мальчика.

Рождение писателя — всегда тайна. Такой мне показалась жизнь Марко Черемшины, выходца из Кобак, отправившегося после окончания гимназии в Вену, чтобы поступить на медицинский факультет, но не попавшего на этот факультет из-за высокой платы за обучение и поступившего на юридический.

О себе он сам рассказал в автобиографии. Там же он и раскрыл секрет своей адвокатской конторы. Вот что он пишет:

«Выполняя решение радикальной партии, я в 1912 году открыл адвокатскую контору в Снятине, где и поныне защищаю крестьян перед судом и властями».

Его называли — «мужицкий адвокат». Черемшина этим гордился. Он многих спас от окончательного разорения.

За свою жизнь Черемшина не так уж много и написал. В разное время у него вышли три книги. Их легко сложить в один том. Но ценность этого тома громадна.

Очень часто, перечитывая Черемшину, я ловлю себя на мысли, что из него вышел бы прекрасный поэт. В этом меня особенно убеждает этюд, написанный к юбилею Стефаника. Это прекрасные стихи в прозе. Со стихов, правда, он и начинал. Бросил их писать и перешел на прозу по совету Ивана Франко и Осипа Маковея. В поэзии он был бы тонким лириком, в прозе же стал суровым реалистом. Вот ведь какое может иной раз случиться с писателем!..

Читать Черемшину — нелегкий труд. Такое же чувство я всегда испытываю и при чтении новелл Стефаника. Правда, проза у Стефаника более жесткая и беспощадная. Оба они были непримиримыми борцами за народное дело, и оба — новеллисты. В какой-то мере и жанр новеллы, видимо, сблизил этих двух писателей.

Побывав в Кобаках, невозможно, конечно, не посетить Снятин, город, в котором Марко Черемшина прожил с 1912 по 1927 год — до самой своей кончины.

До Снятина что-то около двадцати километров. Снова наша машина бежит по ровной и прямой дороге.