Из истории русского коннозаводства

Известная, часто цитируемая выписка из В. И. Коптева гласит: «Присланную ему из Хреновой ставку отобранных и лучших жеребцов, числом до 20, приехав сам в с. Остров, он приказывал их всех запречь в беговые дрожки, сам садился на одни из них и в сопровождении всех прочих ехал 18 верст из Острова в свой московский дом, то усиливая, то уменьшая рысь и всматриваясь в движения рысаков. Приехавши на обширный двор своего московского дома, он обходил каждую лошадь кругом, внимательно осматривая ее бодрость и усталость, и особенно тщательно прислушивался к ее дыханию.

Повторяя неоднократно такие опыты, он уже безошибочно выводил заключения о способностях, силе и достоинствах лошади и тогда уже избранных из них сам назначал в производители, отсылая их в Хреновской завод» [146].

Мы видим, что система испытаний на резвость, на короткие дистанции дополнялась системой работы, тренировки и испытаний на силу. И только рысаков, удовлетворявших тому и другому условию, при наличии также и правильного экстерьера, отправляли в завод.

ЗАВОДСКИЙ ТРЕНИНГ МОЛОДНЯКА — ЖЕРЕБЦОВ И КОБЫЛ

Работа и испытания лошадей в Москве были увязаны с подготовкой их к заездке, с выдержкой и наездкой их в заводе. Весь молодняк поступал в заездку к трем годам, повидимому, осенью или с начала зимы, но представляется весьма вероятным, что уже до того тренировался на свободе в Марвиновском манеже. Как ни странно звучит «Марвиновский манеж» в приложении к 1790 или 1800 году, но факт налицо: такой манеж размером 55 саж. Х 10 саж. существовал в Хреновом [147].

По словам В. И. Коптева, манеж этот служил для работы лошадей в осеннюю и весеннюю распутицы, «когда езда была невозможна, тогда пускали лошадей бегать в манеже, но без корды».

О системе тренировки в заводе сведения крайне скудны; из слов В. И. Коптева можно заключить, что она, повидимому, была комбинированная на резвость и на силу, и раз лошади брались в тренировку, то выдержка и выходка их уже не прекращалась ни летом, ни зимой.

Жеребцы, предположенные к назначению в заводские, все без исключения отправлялись в Москву на окончательную проверку и решение А. Г. Орловым, из кобыл некоторые, вроде известных Арфы и Амазонки, побывали не только в Москве, но вместе с А. Г. Орловым даже и за границей. Во всяком случае относительно всех кобыл без исключения В. И. Коптев категорически пишет: «Более 120 кобыл трех лет [148] поступали также каждогодно в заездку, и по испытании их на езде в рысистой способности, пускались в завод только сильнейшие и резвейшие из них; прочие же назначались в продажу, какой бы красоты они ни были».

В тренинге кобылы оставались не менее, как до четырехлетнего возраста, а во времена А. Г. Орлова, в эпоху становления породы, нередко до шести-семилетнего возраста. Тренинг и испытания жеребцов продолжались во всяком случае до семи-восьми лет, — Любезный 1 показывался на Московском бегу 11 лет, — а после того, как заканчивались испытания, регулярная езда на жеребцах не прекращалась, завод заботился о поддержании высоких племенных кондиций производителей.

Все эти подробности свидетельствуют о рациональности постановки тренировочного дела и о том, каким мощным вспомогательным мероприятием и орудием для заводской работы стала в Хреновском заводе со времен А. Г. Орлова созданная им рациональная система тренировки и испытания рысистой лошади. Насколько с помощью этой системы в свое время были выработаны у орловского рысака качества силы и резвости, свидетельствуют показания даже кавалеристов англо-арабоманов. Например, инструктор верховой езды кавалерийских полков 50-х и 60-х годов Гешвенд писал: «Рысаки имеют много дыхания и могут скорую рысь выдержать долее, чем английская лошадь галоп» [149].

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БЕГАХ В МОСКВЕ В ОПИСЫВАЕМУЮ ЭПОХУ

Что же касается Московских бегов, то и зимний и летний бег быстро завоевали себе широкую популярность. Дни бегов для москвичей стали праздничными днями. Красочные описания Московских летних бегов на Донском поле содержатся в «Дневнике студента» Жихарева, а также в воспоминаниях Страхова. Они многим известны хотя бы по выпискам, сделанным из Жихарева и из Страхова В. И. Коптевым.

В последние годы своей жизни А. Г. Орлов показал на Московском бегу Любезного 1, Лебедя 1, мерина Потешного и прославленного своей злополучной судьбой Холстомера. Сын А. Г. Орлова, А. А. Чесменский, проезжал Катка и других подаренных ему из Хренового лошадей, Трубецкой — хреновского же мерина Доброго, И. П. Кутайсов — сыновей хреновского Богатыря, Ф. С. Мосолов — полуанглийского Буяна, Л. Д. Измайлов — Красика, которого он купил чуть ли не за 10 тыс. рублей. Много было и других охотников показать своих рысаков на Московском бегу, да при случае и на льду реки Невы.

Зимний бег на Москва-реке в 40-х годах XIX в. С картины Н. Е. Сверчкова. Музей коневодства ТСХА