Предвыборная агитация и подготовка кандидатских списков началась месяца за полтора до дня выборов. С самого начала перед еврейским Советом, как национальным органом, стал вопрос, принимать ли участие в этих общеполитических выборах и выставлять ли на них свой собственный список. Против первого, и особенно против второго, имелись серьезные принципиальные возражения. Но вместе с тем, оба вопроса по необходимости должны были быть разрешены в положительном смысле. Отстраниться от участия в выборах значило бы совершенно сойти с политической сцены, на что, разумеется, никакая политическая организация добровольно пойти не могла. Не выставлять особого еврейского списка означало блокировать с какой-либо из политических партий (например, с кадетами: об этом шла речь); по такой шаг совершенно бы скомпрометировал Совет как национальную организацию. Повторяю: фактически оставался только один путь — в выборах участвовать и притом выставить особый список. На этот путь Совет и стал. Я не мог особенно энергично этому сопротивляться, так как, признавая принципиальную непоследовательность этого шага, я вместе с тем не мог не сознавать его практическую неизбежность. Но с самого начала выборов я уже не мог заглушить в себе сознание внутреннего противоречия, в которое меня втягивали.
Совет был слишком слаб, чтобы выставить свой отдельный список. Естественно было искать союзников среди несоциалистических еврейских партий. Такие союзники и нашлись справа в лице партии сионистов и ортодоксального союза «Ахдус», слева — в лице «Еврейского демократического союза Единение».
Союз «Единение» образовался еще в апреле 1917 года; я принимал в нем ближайшее участие. Это была демократическая интеллигентская группа, в основании которой лежал блок трех профессиональных групп: группы евреев-адвокатов, группы евреев-врачей и группы евреев-инженеров. В национальном вопросе «Единение» стояло на почве светскости и идишизма, но отличалось от еврейских социалистов тем, что допускало общенациональные объединения и блоки. Никакой общеполитической программы намеренно выставлено не было. — Союз «Единение» имел в то время некоторый успех среди местного еврейства, хотя он, естественно, должен был страдать болезнью всех срединных партий: для националистов «Единение» было недостаточно националистичным, а для ассимиляторов и национально-индифферентных групп — слишком национальным… Оглядываясь теперь назад, я могу сказать, что единственным несомненным достоинством «Единения» был его интеллигентский характер и культурный состав членов. — Впоследствии, союз «Единение» превратился в местную организацию «Еврейской народнической партии» («Фолькспартай»).
Блоковое соглашение между четырьмя еврейскими группами состоялось, о количестве и порядке мест участники столковались. Предстояло избрать кандидатов отдельных групп[35]
и составить из них список…Когда все номинации и отводы были закончены, и список № 9 был, наконец, готов, я почувствовал себя совершенно измученным и больным. Мои нервы, уже истощенные напряженной работой предыдущих месяцев, были окончательно изнурены. Меня охватил какой-то taedium politicae[36]
, и я стал жаждать временного отдыха и покоя.В таком настроении я получил телеграмму из Петрограда от М.М.Винавера с просьбой содействовать тому, чтобы от киевских еврейских организаций были посланы на созываемую на 18 июля Всероссийскую еврейскую конференцию делегаты, сочувствующие программе Еврейской народной группы (местной организации группы тогда в Киеве не было). Меня не особенно прельщала перспектива участвовать в конференции и слушать там неизбежные программные речи сионистов и бундовцев; я наслушался достаточно этих речей на нашем областном совещании. Но представившаяся возможность уехать из Киева и не принимать больше участия в предвыборной агитации и борьбе весьма мне улыбалась[37]
. Я выставил поэтому свою кандидатуру и был избран делегатом от союза «Единение» на всероссийскую конференцию.16 июля я распрощался с членами Исполнительного комитета, которому предстояло в ближайшем будущем, тотчас по избрании Городской Думы, ликвидировать свои дела, и облегченно вздохнул в купе петроградского поезда.
После нескольких дней в Петрограде, я уехал дальше — в Финляндию…
Отдыхая на берегах Сайменского озера, я невольно возвращался мыслями в Киев, к моей так внезапно и резко оборванной политической работе. Я искал причины неудачи «Совета объединенных еврейских организаций» — неудачи, в которой для меня уже не было никакого сомнения. «Совету» не только не удалось объединить вокруг себя киевского еврейства, по, напротив, он стал фактором раздоров, стал тем химическим реактивом, который обнаружил несоединимость отдельных составляющих еврейство элементов.
Чем больше я думал об этом вопросе, тем яснее и яснее становилось мне, что «Совет» был с самого начала мертворожденным учреждением…