За неделю я полежала в трех больницах, включая отделение реанимации. Из последней больницы ушла под расписку, отказавшись от стационарного лечения. Не потому, что там что-то было не так, а потому, что я уже могла передвигаться между душем и кроватью без обморочной пелены перед глазами и понимала, что самое плохое уже позади.
Сейчас я дома. Восстанавливаюсь. Сил пока почти нет, но они с каждым днем прибывают. Наиболее пострадали от интоксикации, кажется, мозги. Ворочаются с трудом, большую часть суток в анабиозе. Мысли не рождаются, а если рождаются – то не задерживаются. И все же я решила попробовать написать, пока впечатления свежие, о том, что меня ранило во всех трех медицинских учреждениях (как и в доброй дюжине других, где я побывала за свою жизнь). Номера больниц не имеют значения: я уверена, что нарушение этики в отношениях врач – больной, к сожалению, бич всей российской медицины, а не конкретного учреждения.
Я очень благодарна врачам и медсестрам, которые, несмотря на дикую усталость, выгорание и отсутствие огня в глазах, невероятно профессиональны, приветливы, доброжелательны и прощали мне мои капризы и дурной характер. У меня жуткие вены, попасть почти нереально, сестрички меня жалели, извинялись за боль и синяки, сочувствовали и почти всегда успешно кололи. Я была впечатлена масштабом и скоростью диагностики. Важно, что это касалось не только меня (все-таки я руководитель большой клиники в Москве, коллега), а каждого пациента. Домой врачи меня проводили с кучей инструкций, взяли с меня обещание тут же вернуться, если что-то пойдет не так, дали свои мобильные номера, и мы все время на связи. Я очень благодарна им! Мне было хреново, но с ними болеть не страшно.
Однако мне очень важно написать о том, что нельзя изменить ни ремонтами, ни закупкой дорогостоящего оборудования, ни финансовыми вливаниями, ни высокой заработной платой. О медицинской этике. Об отношении к человеку, попавшему в зависимое от медика состояние. К человеку, который находится в уязвимом положении, напуган, слаб, болен.
Это очень важно, потому что я уверена, что и это тоже можно и нужно менять. Это сложнее, чем то, что достигается деньгами. Это долго. Но удовлетворенность пациента качеством предоставленной помощи зачастую зависит не столько от профессионализма врачей (мы ведь очень невежественны в вопросах медицины и собственного здоровья и в качестве медицинской помощи разбираемся плохо), сколько от отношения команды к пациенту. Я точно знаю, что люди обучаемы, добры по своей природе, надо лишь научить, показать как правильно, четко прописать правила и не менее четко им следовать. А главное – постоянный личный пример и регулярное общение руководства с персоналом.
Я убеждена, что модные нынче понятия «пациентоориентированность», «человекоцентричность», «эмпатия» – суть просто этика отношения к слабому. И я точно знаю, что уважение к чужой слабости – это навык, который можно и нужно развить.
Когда тебе говорят, что необходимо перевестись в реанимацию, – это страшно. Сердце ухает. И даже когда так плохо, что в общем-то безразлично где лежать, когда нет сил даже на поворот головы, но голова эта все же подсказывает, что ситуация нетривиальная, опасная, – все равно страшно.
Когда тебе велят раздеться полностью еще в отделении и снять все украшения, включая обручальное кольцо, это пугает. Зачем? Почему сейчас? В реанимацию еще ехать надо на каталке, другой этаж. В палату вместе с каталкой закатываются два молодых парня и ждут, когда я разденусь. Я отказываюсь снимать нижнее белье, и медсестры нежно начинают меня уговаривать, мол, «так принято» и «так положено» – это те два ответа на вопросы пациента, которые должны быть полностью выведены из оборота медиков. Хорошо, в реанимацию надо ехать голой и под простыней, так положено, а то их из-за меня накажут. Я говорю ребятам, чтобы дали мне простыню прикрыться, мне перед ними неловко.
Они: а что такого, что мы, не видели, что ли, голых пациенток?! Отвечаю: я не буду при вас раздеваться, хотя бы отвернитесь. И белье я все равно не сниму. Обещаю позвонить главврачу и просить его не наказывать медсестер. Потом оказывается, что я прикрылась не той простыней, поэтому надо при всех простыню снять и поменять на другую. Одна записана за реанимацией, вторая за отделением, чего непонятного?! В реанимацию надо ехать под реанимационной простыней! (Никогда не рассказывайте пациентам о разных внутрибольничных правилах. Пациентам это не важно, не нужно, не интересно. Они приходят за медицинской помощью, а не для того, чтобы изучать сложности вашей работы!)
В отвоеванных трусах и лифчике на неудобной каталке под правильной простыней и с обручальным кольцом еду по длинному коридору в реанимацию.