— „Ну ребята, собираться тогда-то, а пока надо невода, баломуты справить.“
„Вс уже и слушаютъ. Какъ прикажетъ ватаманъ, такъ и скопится къ нему нея братія невода сшивать. Кажинный принесетъ съ собою свою сть шестнадцать сажень, сошьютъ въ четыре крыла: по два крыла на неводъ. А большій ватаманъ, человкъ бывалый, выбираетъ день легкій, глаза, да и дурнаго дла боится. Случается ватаманъ и самъ на т дла ходокъ, тотъ самъ перехитритъ; если же плохъ — дожидается пока главные дльцы на озеро подутъ; а то такъ сдлаетъ: будешь съ нимъ бокъ о бокъ ловить — у него тоня въ триста рублей и больше, а ты на рубль серебра! А то и того хуже, грязи захватишь, весь день провозишься, бываетъ — пробьешься и двое сутокъ“.
— Скажи пожалуста, Леонтій Ивановичъ, спросилъ я, какъ это грязи захватишь?
— „А эта грязь бываетъ, ваше степенство, когда ледъ неблагополучно станетъ: въ большіе втры станетъ озеро, длаются бугры льду съ газу и борютъ невода, такъ бываетъ, что невода ночуютъ подо льдомъ: назадъ вытягиваютъ, а то сперва вытянутъ одно крыло, а посл другое“.
— Ну а, выбравши день, у кого собираются? спросилъ я. Да и когда же день тотъ назначаютъ?
— „А назначаютъ тотъ день у насъ зимніе ловцы, какъ только озеро станетъ, продолжалъ Леонтій Ивановичъ; вс сходятся къ большому ватаману, затопятъ свчу, выпьютъ винца, пообдаютъ, все тмъ же порядкомъ, какъ и прежде, и съ того часу ватаманъ большой полный хозяинъ, хоть до полусмерти убьетъ кого: никто до поры до времени не смй слова оказать. Пообдаютъ и подутъ на озеро. Въ этотъ день они только одну тоню исдлаютъ: своего счастья попытать; да и рыбу ту не продаютъ, сами съдятъ. Посл того уже ватаманъ скажетъ день, въ который скопляться на настоящій ловъ. Соберутся и подутъ. Закинутъ тоню, вынутъ. Большой ватаманъ сказано всему хозяинъ: вынуть тоню, онъ и скажетъ мокряку, за сколько ее рыбакамъ, отдавать; мокрякъ и не сметъ ее дешевле опустить.“
— Мокрякъ кто такой? спросилъ я моего разскащика.
— „А мокрякъ изъ нихъ же бываетъ, по очереди, отвчалъ онъ. «Нынче одинъ мокрякъ, завтра другой, вс бываютъ, окром ватамановъ и рльщиковъ; для того, нельзя имъ у себя денегъ держать. Какъ скажетъ ватаманъ мокряку цну, тотъ дешевле не можетъ продать, дороже — лучше для всей братіи, — дороже — продавай» А коли рыбаки ватаманской цны не дадутъ: мокрякъ ночь ночуй, не дадутъ на другой день — другую: на третій день только съ озера можно эту рыбу свезти. Самъ ватаманъ не можетъ: отъ того что…. ну, да это посл. Вотъ какъ мокрякъ продастъ рыбу, деньги возьметъ у рыбаковъ, и пойдетъ къ братіи на другую тоню. Другую тоню, если бываетъ, онъ же продаетъ; сколько тонь закинутъ въ тотъ день — во всхъ онъ мокрякъ и вс деньги себ подъ сохранъ беретъ. Ватаманъ себ ни гроша не оставляетъ. Даромъ хоть отдавай всю, пока ватаманомъ, — никто слова сказать не скажетъ, только денегъ брать не можетъ.
— Да какъ же такъ? Ну онъ сойдется съ какимъ нибудь обманщикомъ, будетъ говорить, что даромъ отдаетъ, а съ него будетъ деньги брать? спросилъ я.
— «Этого на братіи сдлать нельзя,» убдительно сказалъ Леонтій Ивановичь, а почему этого сдлать на братіи нельзя, не сталъ онъ и разговаривать объ такомъ, по его мннію, невозможномъ дл.