Из прошлого

Большинство жителей нашего двора были, как я уже сказал, евреи. Вообще весь Балет в те времена представлял собой обособленный от города квартал гетто со своим своеобразным колоритным устройством, и хотя здесь господствовал еврейский образ жизни с еврейским языком, с еврейскими мастерскими, хедерами, средними еврейскими школами, синагогами, евреи всегда все делали здесь со скрытой настороженностью и боязнью. Наверно, еще не были вычеркнуты из их памяти погромы после первой русской революции в 1905 году. Взаимоотношения между еврейским и польским населением были натянутыми. Правда были поляки, в основном участники прогрессивного рабочего движения, которые были выше националистических и шовинистических предрассудков. Такие очень тепло относились к своим соседям евреям и нередко их защищали и им помогали. Так, я помню, к нам в дом заходил польский коммунист Лутбах, которого мои родители боготворили.

Национальный антагонизм, который существовал среди взрослых, по понятным причинам передавался детям, и эта уродливая обособленность нередко приводила к конфликтам, которые возникали на чисто национальной почве. В моей памяти осталось немало таких случаев. Так, на моих глазах разразилась настоящая битва между старшими учениками нашей школы и учениками соседней польской школы. Я помню, как во время летних каникул организовали для неимущих учеников «полуколонию» для отдыха, где дети получали два раза в день еду и проводили там время с утра до вечера. Причем еврейские мальчики отделялись от польских мальчиков в отдельные отряды. Даже в трамвае, который каждый день отвозил детей из города в колонию, один вагон занимали польские ученики, другой – еврейские. Первый вагон пел польские песни, второй – еврейские, и каждый из них хотел перепеть другой! Получалась дикая какофония! Спортивные состязания также проходили в национальном составе – поляки против евреев, и нередко заканчивались дракой на спортивной площадке. Бывали моменты в наших взаимоотношениях с польскими мальчиками во дворе, когда мы становились лучшими друзьями и между нами устанавливались братские взаимоотношения. Такое происходило чаще всего в пасхальные дни, когда между нами возникала оживленная торговля-обмен: мы давали мацу, а получали за это от польских ребят пасху.

Моим родителям, сколько я их помню, было чуждо чувство национализма. Наоборот, они всегда проповедовали равенство наций и были с головы до ног интернационалистами. Наряду с этим, они с болью переживали заклятый антисемитизм, который так заботливо насаждало польское правительство по лучшим образцам русского царизма.

До последних моих дней я не забуду дикий случай, который произошел в мои неполные семь лет и, как я думаю, сыграл не последнюю роль в том, что мой отец бежал из Польши. Однажды, я не помню из-за чего, я повздорил с польским мальчишкой моего возраста. Он от меня удрал, и я его преследовал, пока тот не выбежал со двора на улицу и, ища защиты, спрятался за спину рослого польского парня, торговавшего папиросами. Я лишь успел схватить моего противника за рубашку, как торговец папиросами с силой прижал папиросу к моей голой руке. На мой душераздирающий крик собралась порядочная толпа, как из-под земли появился мой отец. Он схватил за руку хулигана и хотел отвести в полицию. Но тут возникли несколько здоровых поляков, которые схватили парня за другую руку и, желая его вызволить, стали тянуть к себе. Тут подбежали к отцу несколько евреев, которые хотели помочь ему задержать злодея. Поднялась страшная возня и шум, пересыпанный грязными польскими выкриками. Один из хулиганов схватил моего отца за шею, другой бросился с кулаками на соседа, и я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не появился полицейский, который своим свистком и голосистым басом остановил драку. С мертвенно бледным лицом и дрожащим голосом, указывая на мою обожженную руку, отец мой апеллировал к стражу закона. Тот равнодушно посмотрел на мою руку, мол, стоило поднимать такой шум из-за такой глупости и собирать столько народу? Он слегка взял за ухо продавца папирос и вытолкнул его из толпы. Тот скоро исчез. Тогда он своим басом приказал всем разойтись.

К одним из ярких воспоминаний, которое уходит в детство, относится моя политическая деятельность в капиталистической Польше, к которой я присоединился за три месяца перед тем, как переехать в Россию к отцу. До тех пор я слышал много взрослых разговоров и споров о различных политических событиях и проблемах, из которых я уяснил для себя тогда вполне ясную платформу: на свете живут богатые и бедные, которые ненавидят друг друга. В моей детской фантазии я часто видел, как взрослые и дети, поляки и евреи, все люди на земле живут счастливо и в мире, потому, что так я устроил моей выдуманной волшебной палочкой.