Из прошлого

Однажды Меир таинственно предложил мне встретиться назавтра, в субботу, рано утром на площади Балета. В ответ на мои вопросы он многозначительно дал понять, что я не пожалею, но что никто не должен знать о нашей предстоящей встрече. Я ему обещал. Этот прекрасный субботний день я помню, как будто это было вчера. В назначенное время и в назначенном месте меня уже ожидал Меир. Он меня отвел в сторону, где никто нас не мог подслушать, и без каких-либо предисловий спросил меня, хотел бы я стать пионером? На мой вопрос, что это такое, Меир скороговоркой объяснил мне все в своей красивой манере выражаться, и через несколько минут я уже знал, что пионеры это маленькие коммунисты, которые помогают своим старшим товарищам в борьбе за свободу против буржуев и стремятся к коммунизму.

Эти слова для меня звучали, как новые, и многие из них я не понимал, и все же речь Меира нашла во мне отзвук, и я уже готов был отдать свою жизнь в борьбе за рабочее дело… Разумеется, я без малейших колебаний дал свое согласие вступить в пионерскую организацию. Меир взял с меня слово, что никто не должен об этом узнать, если я не хочу попасть в руки полиции и предать организацию, и ввел меня в строгие правила конспирации. Потом он взглядом показал мне на рассеянные тут и там кружки мальчишек и девчонок, которые как бы баловались на площади, не вызывая ни у кого подозрения, давая понять, что это свои – пионеры. Меир очень вырос в моих глазах, и я проникся к нему еще большим уважением. Вскоре я заметил, что кучки мальчишек и девочек понемногу начали двигаться по направлению к Александровской улице, где мы раньше жили. Их марш в абсолютном беспорядке выглядел, как прогулка неорганизованных ребят, и не привлекал к себе ничьего внимания. Мы с Меиром были последними. Я никак не мог понять, кто руководит этой конспиративной прогулкой, как будто все происходило само собой. Спросить об этом своего товарища я не посмел. Из его слов я понял, что надо поменьше спрашивать. Шли мы очень медленно до тех пор, пока не вышли из города. Хотя и был конец лета, солнце еще довольно высоко стояло в небе и своими жаркими лучами оно изрядно нас припекало. Поэтому мы очень обрадовались, когда вошли в лес под прохладную тень высоких сосен.

Немного отдохнув, мы пошли дальше вглубь леса, спустились в зеленый яр, который был закрыт со всех сторон густыми кустами и где посторонних не было. Тут все дети собрались в круг, и лишь теперь я заметил двух взрослых: высокого стройного молодого поляка с копной вьющихся русых волос на голове и невысокую, ростом с девочку, женщину, которая немножко прихрамывала. Меир назвал мне их имена – это были молодые коммунисты – пионервожатые. Они подозвали несколько старших ребят. По взглядам между ними и Меиром, устремленным в мою сторону, я догадался, что речь идет обо мне.

После короткого совещания они выставили во всех концах патрули, которые обязаны были в случае, если кто-то чужой приблизится к долине, дать знать об этом. Меир же возвратился ко мне. В середину круга вышел стройный поляк. Сразу же стало тихо и по его знаку все хором запели по-польски пионерский гимн «взвейтесь кострами», который, как позже я узнал, написал поэт Александр Жаров. Лица у всех стали серьезными и глаза засверкали фанатичным огнем. Я песню слышал впервые и чувствовал себя неудобно, что не могу петь вместе со всеми. Сразу же после гимна началось собрание, на котором меня и еще нескольких ребят приняли в пионерскую организацию. Маленькая пионервожатая вынула из своей сумки сложенное красное знамя, и мы торжественно поклялись быть достойными борцами за коммунизм. Потом выступили пионервожатые и несколько пионеров, но среди них выделялся мой товарищ Меир, говоривший с энтузиазмом, как настоящий оратор.

Я не помню содержания речей, так как был сильно взволнован и весь переполнен происходившим вокруг меня. Собрание закончилось повторным исполнением пионерского гимна и тут я понемножку, еще несмело, стал подпевать хору. После этого в нашем кругу появились две девушки постарше с кошелками и стали всем раздавать бутерброды с колбасой. Проголодавшись за долгое время на свежем воздухе, мы в одно мгновение проглотили угощение. На душе стало немного уютней, и лишь теперь каждый показал, на что он способен. До конца дня мы были в лесу, пели и смеялись, баловались и шалили. Я был в восторге, что все мы вместе, евреи и поляки, создали одну дружную семью, и был счастлив, что я стал членом этого нового чудесного союза. Я сразу стал взрослее и серьезнее и сам вырос в собственных глазах.