Из прошлого

Возвратился я домой, когда уже было темно и, разумеется, избежать взбучки от мамы не удалось. На все ее вопросы, где я пропадал целый день, я отбивался разными выдумками, но моя мама была не из тех, кого можно было провести, и я, в конце концов, признался. Моему признанию способствовало то обстоятельство, что мне стала известна мамина симпатия к коммунистической партии. Она с интересом выслушала мой рассказ о нашей прогулке в лес, строго предостерегла меня быть осторожным, а перед сном рассказала мне, как она во время первой русской революции, когда ей было двенадцать лет, носила в специально пошитом для нее пальтишке с подкладкой на пуговицах, прокламации из подпольной типографии в конспиративную квартиру. Ее рассказ глубоко запал мне в душу, и я, в пятнадцать лет, уже проживая в Советской России, написал об этом рассказ, который был издан харьковским еврейским издательством отдельной красивой книжкой под названием «Пальтишко». Имя героини в этой книжечке – Минделе – это имя моей матери, ее звали Сара-Миндл.

Моя первая школа

В Лодзи, где проживало многотысячное еврейское население, в городе с европейской культурой, были всего две светские еврейские школы. Сионистская и бундовская. Подавляющее большинство еврейских детей училось в многочисленных грязных хедерах и талмуд-торах под надзором плетки ребэ. Мои родители никогда не были сторонниками религии, сионизма и бундизма. Они всегда были противниками ограниченного еврейского национализма и с самого детства внушали нам, детям, отвращение к националистическим идеям. Но, как гласит русская пословица: «Из двух зол выбирают меньшее». По-еврейски это значит: разве есть другая возможность? Мы посещали бундистскую еврейскую школу, которая находилась в центре города на улице Цегляной, 17, напротив еврейского «Скала-театра».

Это было четырехэтажное красивое здание с высокими светлыми классами, образованными по большей части педагогами, которые всей душой были преданы своему призванию. До нашего отъезда в Россию я успел окончить первые три класса. Эти три школьных года были насыщенны различными событиями, большинство из которых с годами выветрилось из моей памяти, и остались лишь некоторые из них. Я совершенно ясно помню первый день, когда я отправился в школу. Отвел меня туда мой старший брат, который перешел уже во второй класс. Одет я был в новый костюмчик с сумкой через плечо. Во мне все пело от радости, я почувствовал себя совсем взрослым; мне казалось, что все прохожие на меня смотрят.

С Александровской улицы до Цегляной, где находилась школа, было порядочное расстояние. Надо было перейти площадь Балета, Згоржевскую улицу, где стояла самая высокая церковь города, потом выйти на центральную площадь Свободы, а оттуда уже недалеко до Цегляной улицы. Дорогу я почти не заметил, так как был погружен в новую роль ученика и послушно следовал за моим братом.

Правду говоря, я уже не помню, как прошел этот день в классе. Но зато у меня в памяти осталось до малейших подробностей то, что связано с моим возвращением из школы домой. Проходя вместе с братом через Центральную площадь, я нашел на земле жестяную коробочку из-под чая с разноцветными рисунками на стенках. Моему брату она очень понравилась, и он пожелал, чтобы я ее ему отдал. Мне было жаль расставаться с коробочкой, и я ему отказал. Слово за слово мы поссорились, и мой брат решил меня наказать: он меня оставил одного на чужой для меня городской площади и исчез. Я не очень испугался, потому что с площади хорошо видны были высокие купола с крестами церкви на Згержской улице, а от церкви дорога домой мне была хорошо знакома. Мне даже импонировало то, что я остался один без надзора, и я имел возможность, сколько мне хотелось, наблюдать шумные широкие улицы, которые так отличались от наших бедных улочек в Балете… Как-нибудь сам дойду, и я твердым шагом оставил городскую площадь и вышел на Пиотрковскую улицу – главную улицу города, где я еще ни разу не был.