Из прошлого

Я думаю, что Тетя Бетя не менее меня была довольна, когда мы с ней в конце учебного года распрощались, и я перешел в следующий класс. Но как ни парадоксально и странно это не звучит, когда я уже учился в седьмом классе, именно Тетя Бетя «устроила» меня репетитором к ученице ее класса, которая из-за болезни отстала от учебы. Девочка была из зажиточной семьи, и в те голодные годы это для меня было очень важно, поскольку давало возможность заработать несколько полтинников и иногда сытно пообедать, на что я ни как не мог у себя дома рассчитывать.

Из своих многочисленных школьных воспоминаний мне хочется рассказать еще несколько. В начале тридцатых годов в школьном деле были проведены различные реформы, многие из которых себя не оправдали и со временем были отменены. Стремясь внедрить у детей школьного возраста опыт, самостоятельность и процент по успеваемости, школы перевели на бригадный метод обучения: учащиеся в классе распределены были по бригадам из четырех-пяти детей. Учитель задавал выучить определенную тему, которую бригады обязаны были выучить тут же в классе самостоятельно и после этого один ученик от бригады «отчитывался» перед учителем. При этом бригада сама выбирала из своего состава одного ученика, который выступал с отчетом о пройденном материале, а учитель ставил оценки всей бригаде. Большего рая, как эта система, мы, лентяи, не могли себе и желать. Я помню, в нашей бригаде было пять учеников – две девочки и три мальчика. Одна из этих девочек, маленькая Хая Гершман, была самой лучшей и самой способной в классе и поэтому ей суждено было всегда отбывать повинность за всю нашу бригаду, в то время как мы, другие члены бригады, занимались на уроке чем угодно, но только не учебой… Так, помню, когда на уроке биологии учительница задала нам выучить строение рыб, наша ученая Хаечка с усердием взялась за учебник; другая девочка из нашей бригады, Теня, углубилась в чтение книги с рассыпавшимися желтыми страницами – любовного романа, Арончик рисовал профиль нашей биологички, а я с Авремеле сочиняли песенку на популярный мотив, которую затем пел весь класс. Я помню только первые строчки:

Ударная бригада
В ударный запишись…
Вот тогда узнаешь
О строении рыб…

Конечно же, это была несуразица, но всем было весело, и мы веселились от души… К этому самому времени, о котором я рассказываю, школы превратились в так называемые фабрично-заводские. Это значило, что каждая школа имела предприятие-шефа, где учащиеся старших классов должны были овладеть профессией. Так, наша школа, которая тогда называлась своим полным именем «Харьковская еврейская семилетняя фабрично-заводская образцовая школа», имела два шефских предприятия – центральный телеграф возле нашей школы на площади Руднева, где ученики 7-го класса учились на телеграфистов, и пятая обувная фабрика, которую посещали наши два шестых класса, в том числе и я. Забегая вперед, я должен констатировать, что ни один телеграфист и ни один сапожник из нас не получился. Но это между прочим.

Рассказать я хочу об одном эпизоде, который сыграл определенную роль в моем формировании как личности. Меня с еще несколькими учащимися нашего класса определили в цех обувной фабрики у машин, на которых рабочие прибивали подметки к ботинкам. Первое время нам эта операция нравилась, и мы с удовольствием смотрели, как умная машина искусно изготавливает ботинки. Но лишь стоять и наблюдать одно и то же несколько часов подряд (что-то делать с машиной нам не разрешали) не для ребятни, которая переполнена энергией и желанием к движению. Это нам все надоело, и мы начали искать развлечения: лазили по всем углам цеха, шатались по другим цехам и просто баловались. Удовольствие нам доставлял лишь обеденный перерыв, когда мы наравне с рабочими заходили в большой зал столовой и там, как свои, обедали. После этого мы уже едва дожидались конца смены, чтобы побыстрее убраться домой.

Это было как раз зимой, когда мы, мальчики, катались на коньках. Иметь в те времена специальные ботинки с коньками было в нашей среде делом редким. Поэтому на колодки обычных ботинок набивали железные пластинки, к которым крепились коньки. Понятно, что колодки очень часто отрывались от ботинок.