Из прошлого

В один из таких январских вечеров на улицах блестел лед, как зеркало, и я после уроков вместе с одноклассниками отправился к трамваю. Мы только-только подошли к остановке, как мой вагон, переполненный, тронулся с места и я, желая хвастануть перед моими спутниками, пустился за трамваем с целью вскочить на подножку на полном ходу. Но меня постигла неудача, которая чуть не стоила мне жизни. Набегу у меня слетели калоши с ботинок, я поскользнулся и упал у самого вагона, при этом пальцы моих рук почти касались рельс и колес. Истерические крики перепуганных прохожих оглушили меня. Я хотел оторвать мои руки от рельсов, но это было невозможно, как будто пальцы мои приклеились навечно к этому месту, и хотя это все происходило в течение нескольких секунд, мне представилось, что это никогда не кончится… Вот этот момент, как я лежу, приклеенный руками к рельсам, и это не кончается, снится мне время от времени до сегодняшнего дня на старости, и я просыпаюсь в холодном поту. Кончилось это все тем, что последняя ступенька трамвайного вагона саданула меня в лицо и отбросила от линии. Боль я не почувствовал. Я поднялся с земли, меня окружила большая толпа и смотрела на меня, будто я вернулся с того света. Кто-то из наших учеников показал на мое окровавленное лицо. Я притронулся к правой щеке, оттуда текла кровь, и попал пальцем в рот – щека была прорвана насквозь, и никакой боли. Я все еще был в шоковом состоянии, мои товарищи провели меня через дорогу, где на углу Московской и Конной улиц тогда находилась поликлиника «Красного креста». Там меня немедленно положили на операционный стол, и хирург без всякой анестезии зашил мою щеку. Я даже ни разу не вздохнул… И когда я простился с доктором, тот добродушно меня утешил: «Ничего, все заживет, а шрам у тебя останется, но у тебя вырастет борода и его даже не заметят, и если даже он будет виден немножко – так ты ведь не девушка, шрамы украшают мужчину…» Он сказал правду; шрам на щеке остался на всю жизнь – память моего мальчишеского безумия. Он таки моему сватовству не помешал, но украсил ли он меня? Сомневаюсь…

Когда бы мне не приходилось бывать в Харькове, я проезжаю трамваем это незабываемое место и с ужасом снова переживаю прошлое. Тогда я укрепляюсь во мнении, что и вправду мама родила меня в рубашке…

Наша сорок пятая школа при всей ее убогости, действительно была образцовой школой в смысле учебы и общественно-воспитательной работы. Как я уже ранее заметил, педагогический коллектив во главе с заведующей Дорой Тейтельбаум был редкостным. Учителя жили жизнью школы, ставшей для них настоящим домом. Они держали в поле зрения каждого учащегося, не считались со своим временем и делали все, что только могли, чтобы их школа не ударила в грязь лицом. И они действительно многого добились. Уровень знаний наших учеников был довольно высок: на различных олимпиадах в городе они завоевывали почетные места, и большинство из них без особых трудностей поступило в специальные средние школы. Наша школа открыла путь немалому числу высококвалифицированных инженеров, медиков, ученых и даже лауреатов государственных премий. Я уверен, что свой заряд они получили в нашей семилетней школе. У нас были частыми гостями еврейские писатели, еврейские артисты, в школе работал отличный драмкружок под руководством талантливого Бориса Рискинда, литературный кружок, которым блестяще руководил совсем молодой еще учитель и писатель Нохэм Соловей – сам выпускник нашей школы. Были у нас и музыкальный хор, ударный оркестр, спортивный кружок для способных ребят, таких, например, как Лева Сегалович – будущий заслуженный деятель спорта, многократный чемпион по боксу Советского Союза и Европы.

Не сравнить прежние и современные седьмые классы. Ученики моего поколения в седьмом классе были серьезнее, взрослее, целеустремленнее, в отличие от сегодняшних акселератов по росту и инфантильных по другим показателям… Я погрешил бы против истины, если б все обобщил. Но здесь я говорю о большинстве.

Пятые и шестые классы у нас в школе были еще дикими: мы часто переворачивали всё вверх дном, делали большие неприятности учителям. Мне вспоминается один эпизод. Перед началом урока по географии наш шестой класс завесил все окна географическими картами. В комнате стало темно, как ночью. Мы, ученики, сидели на своих местах, как немые, и когда учительница вошла в класс, она просто испугалась и убежала. В одно мгновение мы сняли карты с окон, и когда учительница вместе с завучем возвратилась в класс, там был полный порядок. В пятых и шестых классах подобные представления были нередким явлением, но только не в седьмых.